Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

воссоединенная Германия должна остаться в НАТО, подчеркнув необходимость и преимущества такой ситуации. Он также повторил девять пунктов заверений, что членство Германии в НАТО не будет противоречить советской безопасности и другим интересам. Хотя большинство (если не все) из этих пунктов были ранее заявлены Западной Германией, НАТО или США, некоторые из них требовали дальнейшего уточнения. Упаковка их в девять пунктов с одобрением США оказала большее влияние. Поскольку большинство обязательств предполагало германское или многостороннее соглашение, они были сформулированы в терминах американской поддержки и одобрения. Несколько пунктов касались новых или возобновленных обязательств Германии: (1) не разрабатывать и не обладать ядерным, химическим или биологическим оружием; (2) принять нынешнюю границу Германии (то есть не претендовать на бывшие немецкие территории к востоку от границы Восточной Германии); (3) оказать финансовую поддержку для содержания советских войск в восточной Германии в течение нескольких лет и оплатить новое жилье для советских военных и их семей после их возвращения в Советский Союз. Некоторые другие предусматривали соглашение Германии и НАТО: (4) согласиться с продолжающимся присутствием советских войск в восточной Германии в течение переходного периода в несколько лет; (5) договориться о том, что войска НАТО не будут размещены в восточной Германии; (6) и предоставить потолки по уровню военных сил Германии и других стран в центральной Европе в развитие ДОВСЕ. НАТО также обязалось бы (7) пересмотреть и пересмотреть свою стратегию в соответствии с новыми реалиями в Европе после холодной войны; (8) ускорить переговоры по ядерному оружию малой дальности в Европе после заключения ДОВСЕ; и (9) договориться о модернизации организации СБСЕ для повышения ее ответственности и эффективности. Хотя Горбачев прямо не согласился с тем, что воссоединенная Германия должна быть в НАТО, он неожиданно откликнулся на аргумент, что каждая страна должна иметь право принимать такие решения самостоятельно - применение его собственного часто повторяемого принципа "свободы выбора". Действительно, хотя очевидно, что несколько членов делегации Горбачева были недовольны этой формулой, Горбачев не возражал, когда ему заранее показали заключительное заявление Буша на пресс-конференции, в котором, отметив, что Горбачев не согласен с тем, что объединенная Германия должна быть членом НАТО, он также сказал, что он и Горбачев "полностью согласны с тем, что вопрос о членстве в альянсе ...должен решаться немцами". Пресса в то время не обратила внимания на эту крупную подразумеваемую уступку и писала о продолжающемся "тупике" в вопросе о членстве Германии в НАТО. Но для администрации Буша, и с меньшим энтузиазмом для некоторых из окружения самого Горбачева, надпись была на стене.

К середине 1990 года многие люди в США и Европе стали испытывать беспокойство по поводу постоянно подтверждаемого приоритета, отдаваемого администрацией Буша укреплению НАТО, в отличие от не более чем слабого интереса к развитию СБСЕ или других общеевропейских механизмов безопасности, которые включали бы Советский Союз и другие страны Варшавского договора. Были опасения, что Соединенные Штаты, отдавая приоритет НАТО, в которой американский голос очень силен, подрывают перспективы скорейшего воссоединения Германии и развития общеевропейских механизмов безопасности, охватывающих Восточную Европу и Советский Союз.

Впоследствии, на встрече СБСЕ в Копенгагене 5 июня и встрече 2+4 в Восточном Берлине 22 июня, Шеварднадзе пытался донести до Бейкера важность позитивных публичных шагов НАТО на предстоящем саммите в Лондоне в поддержку СБСЕ и европейских договоренностей по безопасности. Они должны были включать в себя обязательство о ненападении и согласие Западной Германии на ограничение численности вооруженных сил в воссоединенной Германии (а также не противоречивое, но важное обязательство отказаться от ядерного оружия). Эти вопросы были охвачены в "девяти пунктах заверений" и не являлись расхождениями между советской и американской позициями, но их еще предстояло перевести из "американского одобрения" в союзное решение и объявление.

 

Восемьдесят восьмой (и последний) съезд партии

 

Верховный Совет 12 июня утвердил отчет Горбачева о Вашингтонском саммите 329 голосами против 2 (при одном воздержавшемся). Однако по более активному внешнеполитическому вопросу об объединении Германии единодушие было далеко не единодушным. Лигачев недавно рассказал, что в апреле 1990 года он направил Горбачеву записку с призывом обсудить германский вопрос на Политбюро. Позже, "идя на крайние меры", он обратился с письмом непосредственно к другим членам ЦК с предложением созвать специальный пленум для рассмотрения событий в Восточной Европе. Такой пленум так и не состоялся, но очевидно, что съезд партии в июле поставит точку в этом вопросе.

В течение месяца между саммитом в Вашингтоне и съездом партии произошли два важных политических события. Одним из них стало создание отдельной российской коммунистической партии. Все остальные республики имели свои собственные аффилированные коммунистические партии (в прошлой практике - местные отделения КПСС), но из-за обширности и центральной роли России дублирующая российская партия казалась излишней. Теперь, когда в партии расцвел политический плюрализм, консерваторы, проигравшие в центральном аппарате, контролируемом Горбачевым, попытались выкрутиться, создав российскую партию, которую они надеялись контролировать. Либералы сопротивлялись. На учредительном съезде 22 июня ключевое голосование выиграл кандидат от консерваторов Иван Полозков у кандидата от Ельцина Олега Лобова со счетом 1396 голосов против 1066. (Горбачев лишь наполовину пытался оспорить результаты, и два его предпочтительных центристских кандидата были вытеснены либералами и консерваторами).

 

Лигачев возглавил атаку на внешнюю политику Горбачева, но менее ожидаемой была резкая атака высокопоставленного военного, генерал-полковника Альберта Факашова, командующего Приволжско-Уральским военным округом. Макашов обрушился на либералов, которые "щебечут о том, что никто не собирается на нас нападать", и обвинил "Центральный Комитет, Политбюро и правительство" в недостаточной поддержке вооруженных сил, например, в неоправданном одностороннем сокращении сил. Более того, "Красная звезда", официальная военная газета, решила напечатать речь Макашова полностью.

В связи с этим тревожным событием, даже некоторые положительные голоса в окружении Горбачева начали публично высказывать критические и предостерегающие сигналы. 12 июня Олег Бакланов, партийный секретарь, ответственный за оборонную промышленность, предположил, что Советский Союз "забегает вперед" в своих разоруженческих и других инициативах и не получает "положительного ответа", которая стремится использовать ситуацию в своих целях.32 Две недели спустя министр обороны маршал Дмитрий Язов, хотя и не столь прямо критикуя политику Горбачева, явно выразил свое недовольство и обеспокоенность тем, что Запад по-прежнему рассматривает Советский Союз как "врага" и стремится разоружить его. Хотя Яковлев, Зайков и Шеварднадзе опровергли эти обвинения, тревогу вызывало то, что даже в самой администрации Горбачева были открытые разногласия.

Хотя эти признаки показывали, что старая политика все еще жива и активна, самым значительным событием стала новая инициатива Ельцина в наступлении на Горбачева и центральное руководство, изгнавшее его на периферию власти. После