Век Людовика XIV - Уильям Джеймс Дюрант

но сейчас я должна быть заперта; а вот молодая борзая сука может бегать по дому целый день, ей можно». Когда Том Мод просит ее руки, а ее отец хочет, чтобы они подождали неделю, она протестует: «Неделя! К тому времени я стану старухой!» 15

Эта пьеса удалась настолько хорошо, что Ванбруг поспешил закончить «Спровоцированную жену» (1697). Это был один из величайших «хитов» того времени; полвека спустя Дэвид Гаррик все еще веселил Лондон своей буйной игрой сэра Джона Брута, самого запоминающегося персонажа во всех драматических спектаклях эпохи Реставрации. Сэр Джон — это карикатура на самые низменные стороны английского сквайра — пьющего, хвастливого, задиристого, задиристого, ругающегося и жалующегося на то, что «это проклятый атеистический век». В начале пьесы он высказывает свое мнение о браке:

Что за прелое мясо — любовь, когда супружество — это соус к ней! Два года брака развратили мои пять чувств. Все, что я вижу, все, что я слышу, все, что я чувствую, все, что я обоняю, и все, что я пробую на вкус, мне кажется, имеет жену: Ни один мальчик никогда так не уставал от своего воспитателя, ни одна девушка от своего нагрудника, ни одна монахиня от покаяния, ни одна старая дева от целомудрия, как я от замужества.

Его жена, зная его взгляды, думает приручить его с помощью рогов:

ЛЕДИ БРУТ. Он так беспардонно использовал меня в последнее время, что я почти решилась изобразить из себя жену и рогоносца….

БЕЛИНДА. Но, знаете, мы должны воздавать добром за зло.

ЛОПИ БРУТ. Возможно, это ошибка в переводе. 16

Ее соседка леди Фансифул, настроенная аналогичным образом, обсуждает свои сомнения со своей горничной-француженкой, которая отвечает ей по-французски, здесь переведено:

ЛЕДИ Ф. Моя репутация, мадемуазель, моя репутация!

МАДЕМУАЗЕЛЬ. Мадам, когда человек однажды потерял его, он больше не смущается им.

ЛЕДИ Ф. Фи! Мадемуазель, фи! Репутация — это драгоценность.

МАДЕМУАЗЕЛЬ. Это дорогого стоит, мадам.

Леди Ф. Почему, конечно, вы не пожертвуете честью ради удовольствия?

МАДЕМУАЗЕЛЬ. Я философ….

Леди Ф. Честь против этого [рандеву].

МАДЕМУАЗЕЛЬ. Удовольствие для него.

ЛЕДИ Ф. Но когда разум исправляет природу, мадемуазель…

МАДЕМУАЗЕЛЬ. Разум очень дерзок, ведь природа — старшая сестра разума.

ЛЕДИ Ф. Значит, вы предпочитаете свою природу разуму?

МАДЕМОИСЕЛЬ. Да, конечно.

Леди Ф. Почему?

МАДЕМОИЗЕЛЬ. Потому что моя природа делает меня очень веселой, а мой разум делает меня безумной. 17

Вероятно, именно эта пьеса возмутила Джереми Кольера, который в год после ее выхода опубликовал мощную атаку на драматургию Реставрации, особенно на Ванбруга. Коллиер был англиканским священнослужителем, отличавшимся образованностью и догматической смелостью. Присягнув на верность Якову II в 1685 году, он отказался принести клятву верности Уильяму и Марии в 1689 году. Он осуждал Славную революцию, вплоть до подстрекательства к бунту. Его арестовали, и он с трудом уговорил своих друзей внести за него залог. Он публично отпустил грехи двум мужчинам, которых собирались повесить за заговор против правительства, которое он считал узурпировавшим власть. Обвиненный епископом и генеральным прокурором, он отказался предстать перед судом. Он был объявлен вне закона и прожил под запретом до самой смерти, но правительство уважало его честность и не предпринимало никаких дальнейших шагов против него. Вильгельм III горячо одобрил исторический взрыв Кольера.

Она называлась «Краткий взгляд на безнравственность и профанацию английской сцены» (A Short View of the Immorality and Profaneness of the English Stage). В ней, как и в большинстве книг, было много глупостей; пылкий пастор обличал в английской драме многие недостатки, которые сейчас кажутся нам пустяками или не недостатками вовсе; он протестовал против любого непочтительного упоминания преподобных и щедро расстилал этот зонтик невыразимости над языческими пророками, католическими священниками и диссидентскими богословами. Он осудил стольких драматургов, от Эсхила до Шекспира, Конгрива и Драйдена, что все обвиняемые могли бы чувствовать себя оправданными в их компании. Он ослабил свои аргументы, утверждая, что публичная сцена вообще не должна заниматься преступлением или безнравственностью. Но он нанес несколько здоровых ударов, поскольку блестящие мишени встречались ему повсюду. Он скорбел о том, как влияет на зрителей восхищение, которое несколько драматургов эпохи Реставрации проявляли к прелюбодеям. В течение года о книге говорили в Лондоне. Драматурги предлагали различные варианты защиты. Ванбруг переключился с драматургии на архитектуру, в течение десяти лет трудился над Бленхеймским дворцом, а затем построил замок Говард в прекрасном палладианском стиле (1714). Драйден признал свои грехи и выразил раскаяние. Конгрив отрицал свою вину, но исправил свое искусство.

Уильям Конгрив довел драму Реставрации до ее вершины и завершения. Он родился недалеко от Лидса (1670) в семье, чья древность оставалась предметом его гордости на протяжении всех его побед. Его отец командовал английским гарнизоном в Ирландии, поэтому Уильям получил образование в школе Килкенни, где сидел на одной скамье с Джонатаном Свифтом; затем в Тринити-колледже в Дублине; затем в Миддл-Темпл в Лондоне. Вирус литературных амбиций вошел в его кровь из среды, в которой даже герцоги писали книги. На первом курсе юридического факультета он написал книгу «Инкогнита» (1692), которую Эдмунд Госсе оценил за «легкую шутливость и юмор» и как «самый ранний роман [о нравах?] на английском языке». 18 но Сэмюэл Джонсон сказал о ней: «Я бы скорее похвалил, чем прочитал». 19 Слава пришла к Конгриву с его первой комедией, «Старый холостяк» (1693). Драйден, в то время признанный глава английской литературы, клялся, что никогда не видел столь хорошей первой пьесы. Не уверенный в том, что джентльмен должен писать для театра, Конгрив оправдывался тем, что написал ее, «чтобы развлечь себя во время медленного выздоровления от приступа болезни»; после чего Кольер заметил: «Какова была его болезнь, я не берусь спрашивать; но она должна быть очень плохой, чтобы быть хуже лекарства». 20 Галифакс согласился с Драйденом; он назначил Конгрива на две государственные должности, которые приносили достаточный доход, чтобы он мог