Русское кудесничество и чародейство - Иван Петрович Сахаров

говорила, что на груди у Души видела два пятна, словно они нарисованы, точь-вточь крылья ворона, а это, значит, мать-то в виде змея прилетала и дочь-то за то убила, что та тетке проговорилась. Сам я этого змея видел, как он Веригиным садом пролетал и над баней рассыпался. После смерти дочери дом и сад остались заброшены, окна в доме заколочены, и никто не покупал, а место было хорошее. Все чего-то боялись. Играли раз в саду днем ребятишки и раз, играмши, распустили слух, что в бане видели чертей, банных анчуток, кикиморами что прозываются. Мохнаты, говорят, а голова-то гола, будто у татарчат, стонут…

Стон в бане многие соседи слышали, особливо бабы да девки. И пошла про баню дурная молва, и ходить садом ночью бояться (а через сад был ход со второго Курмышка на первый и на Большую улицу, а Кирпичной-то улицей, знашь, дальше обходить). Прошло с год время, стали о бане забывать. Вдруг оказия случилась, одну девушку выдавали замуж на Курмышке: бедную нищенку за солдатика. На девишник баню истопили, пошли девки с невестой мыться, размывать ей усы, да из бани-то все нагишом и вышли в сад на дорогу и давай безобразничать и беситься: котора пляшет и поет, что есть голоса, похабщину, которы друг на дружке верхом ездиют, хоркают по-меренячьи… Ну, их смирили, перехватали, отпоили молоком парным с медом. Неделю хворали, все жаловались на головную боль. Думали – девки белены объелись, смотрели – нигде не нашли, решили, что это анчутки над ними подыграли. Баста с тех пор эту баню топить. Да на ярмарку кто-то и вздумай ей воспользоваться. Один печник, слышь, кутила был (Бубловым прозывался), сорвиголова такой – и пошел в нее первым.

Поддал, помотал веник в пару, хвать – с него дождь льет, взглянул, а он в сосульках! Как бросит веник, и с полка, и хмыль нагишом домой. Прибежал в горницу в чем мать родила без стыда, без совести. «Теперь верю, – говорит, – у вас черти в бане живут». – «Это тебе попритчилось, видно?» – «Чего попричтилось? Шут с ней и с баней-то вашей!» И рассказал. Сходили за его рубахой и штанами, а они все в лепетки разодраны. Так все и ахнули. С той поры баню забросили, а дом Веригиных, как кто не купит, с год поживет – покойник в семье. А как наступила весна, все видят то утром, то в полдни, то вечером бегает по саду здоровенная нагая баба. Бросятся с дубьем ее ловить – она убежит в баню. Ищут, ищут – нет! Так года четыре продолжалось.

Купил дом плотник, сломал он и дом, и баню, все перебрал, и с того времени, как рукой сняло.

(Слышано от симбирского мещанина

Ивана Андреевича Извощикова.

Сообщено М. И. Извощиковым)

Из сборника Н. Е. Ончукоеа

53. Бывальщина

Один устьцылем жил в работниках у пустозеров на Пылемце[96]. Хозяин все ходил в баню один. Работник и спрашивает:

– Ты пошто-ино один ходишь? Возьми меня.

– А ты не забоишся ле? Ко мне из под полка человек выходит. Ты с ума сойдешь.

– Нет, я не боюсь, не сойду с ума.

– Ну пойдем.

Работник пошел, стал мытця, а из-под полка страшной старик и вылез. Работник им веники роспарил, оба они и мылись, а потом старик скатился под полок.

Из сборника И. В. Карнауховой

54. Бывальщина

На Новый год робята собрались, и один знашолся, чтоб в байню не в похваст сходить, и говорит:

– В каменьцы камешок возьму.

Он ноцью пошол один в байню-то. Он зашагнул в баню-то, и его поймалося за ноги, он рвался, рвался, не мог вырваться. То, которое поймалося, и говорит:

– Возьмешь замуж, так отпущу.

Он еще вырываться хотел, да не мог, и посулился взять. Прибежал из байны без всякого камня, как отпустило его. Пришол домой, да и лег спать, к робятам не ходил. Назавтра стает невеселой. К ему родители спрашивают:

– Пошто?

А он и не сказал пошто. А на вецеру обдериха-то и приходит.

– Сулился, так бери, – говорит.

А родители его все спрашивают – видно, чего есть? Он им и рассказал.

– Бери, – говорят, – если посулился, а то подожжет дом либо чего.

На другой день приходит обдериха.

– Бери, – говорит.

Он взял крест и пошол встречать. В воротах встретил ее и крест наложил, и она нагой женщиной оцутилась. И она не идет нагой в избу.

– Принеси мне кабот, – говорит. И она жонкой его-вой сделалась.

Живут уж долго, приходит заговенье. Все поезжают в гости на угощенье к тестям. Он задумался, что некуда ехать. А егова и говорит:

– Почему задумался?

– Как же не задуматься, люди-то поехали, а я у обдерихи-то жонился, так ехать некуда.

– Не думай, что не к кому, у меня тоже родители есть.

И тоже стали собираться на угощенье. Поехали к молодициным родителям. А у их в избе зыбка виснет. А в зыбке такой робеночек, что больша голова, а тулова нет почти, а ело оно по крынке молока и по житнику в час. Молодка-то подошла к зыбке-то, взяла робенка да об пол бросила. Тут робенок сделался голиком. Молодка-то говорит:

– Вот, родители, кого вы кормили вместо меня, обменила меня обдериха.

Тут угостились как следует, да и стали жить хорошо.

55. Девки и кости

Шли девки на малину, проходили погост. Увидали – лежат кости. А одна озорная и говорит:

– Кости, кости, приходите к нам в гости.

Ну на вечер в избу, где девки шили, и пришли парни. Незнакомые, неведомые, незнамо откуда. А все веселые, пряниками кормят, играют, дролятся. Вот одна девка в красный угол отошла, под икону стала и видит, что зубы у их железны, а в сапогах кости. Она и говорит:

– Девушки, я до ветру пойду.

А парни ее не пущают, она и говорит:

– Хоть косу дверьми прищемите, да пустите.

Они ей косу прищемили, а она косу срезала, да бежать. А за ею уже догоня. Кости догоняют, съесть хотят. Забежала она в байну, заплакала, замолилося:

– Обдериха-матушка, спрячь меня.

Обдериха ее и спрятала, камышком прикрыла, паром запарила. Кости в байню вбежали, ан нет ничего. Тут петух запел, они и рассыпались.

56. Овинник

Из сборника А. М. Смирнова

56. Девичий вечер

Собрались деуки на Святки в одну хату на игрище. Собраушись, и давай одна одное загоныть. Спорили, спорили. Одна девушка-сиротка,