Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

внушалась гражданам суть дела, то население «наверно исполнило бы свою верноподданническую обязанность». Виновные просили прощение и не желали «принять на себя проступки революционного сословия». Общины удостоверили, что в кирках не делалось публикации о созыве общинных собраний и протоколы собраний составлялись несколькими «господами» без ведома общин.

Вошедшие в норму призывы опечалили тех, которые надеялись, что финский народ еще раз сумеет пойти по верному пути. Надежды рассыпались прахом, и они с горечью должны были сознать, что финскому народу многого недостает для поддержания пассивного сопротивления. Так писал шведоман в журнале «Северное Обозрение» (Nordisk Revy). Автор статьи погружается затем в раздумье перед вопросами о причинах такого падения народа, не зная, является ли оно следствием понижения нравственности (moralisk degeneration), или симптомом болезни, которую возможно еще излечить. Причину не легко было уразуметь, в виду блестящего (отрицательного) прошлогоднего хода призыва и потому еще, что результат призыва 1902 г. был достигнут почти одним простым воззванием к народу и молодежи, без особенно большой пущенной в ход агитации (utan någon i stor skala igångsatt agitation). Автор кончает озлобленным выпадом против старо-фенноманов и духовенства, которых считает главными виновниками контрагитации.

Огромное число фактов, однородных с приведенными, не прошли незамеченными. Смена настроения была настолько велика, что ее отметила «Stockholms Dagblad», в которой читаем: «Необходимо признать, что теперь начинает до некоторой степени преобладать мнение, что Благо родины нельзя видеть в пассивном сопротивлении, доведенном до крайности»... В конце мая (1904 г.) та же газета заявила: «ход призыва свидетельствует, что большинство населения не примкнуло к пассивному сопротивлению»... В этом «надлежит признать блистательную победу правительства». Некоторые из отказавшихся в прошлом году явиться к призыву заявили теперь желание отбыть ее. Успех призыва газеты Швеции приписали национальному характеру финского народа. Финн крайне неохотно выступает против предписаний правительства».

Таким образом, в Финляндии был ясно обозначившийся период, когда не оппозиционная партия определяла ход внутренней жизни в Великом Княжестве. Корреспондент «Svenska Dagbladet», со слов одного финляндского сенатора, описал общее настроение в следующем виде: «Если бы положение дел не запутывалось шведоманской и младо-финской партиями, — говорил сенатор, — в стране водворился бы мир и исключительные законы были бы мало-помалу отменены». Сенатор не ожидал ни отмены манифеста 3 февраля 1899 г., ни отмены устава о воинской повинности. «Несмотря на это, финский народ все же может жить собственной жизнью и развивать свою культуру на самобытной национальной основе». Наоборот, если бы сенат ушел в отставку, как того желали шведоманы, дни его были бы сочтены «и будущность Финляндии омрачена».

Одна из финских газет, подводя общие итоги движению, усмотрела, что успехи агитаторов, по сопоставлению их с затраченными трудами и усилиями, довольно ничтожны. В некоторых местах им слепо повиновались, преимущественно в приморских городах, больших фабричных центрах и беспокойном прибрежье Эстерботнии, которая давно уже стремилась в Америку. Там же, где население жило земледелием и привыкло рассчитывать только на самого себя, призывы агитаторов прозвучали напрасно. Следовательно, то единодушие населения, о котором возвещали члены «тайного патриотического союза» в своих и чужих газетах, являлось очевидно измышленным, с целью большего воздействия на русские власти.

В тех местах, где население оставалось не захваченным агитационной горячкой, оно высказало верное понимание своих интересов и вовсе не чуждалось русских государственных требований. Жители общины Суоярви Куопиоской губ. (смежной с русскими губерниями) на общинном собрании постановили, например, ходатайствовать перед местным губернатором о том, чтобы в училищах, содержащихся на счет общины, преподавался впредь русский язык, и чтобы все преподавание велось наполовину на русском языке. В других частях Великого Княжества финны в разгаре пропаганды стали просить о принятии их детей в русскую школу, исходя из того положения, что их сыновьям придется служить в русских войсках. Такие случаи повторились в школах Сердоболя, Тавастгуса, Або, Гельсингфорса, Териоки и С.- Михеле.

При назначении г-на Ланга и. д. Абоского губернатора, группа граждан приветствовала его и выразили признательность правительству и усердное упование, что оно утвердит Ланга главой губернии. Генерал-губернатор отметил: «утешительно» и впоследствии представил г. Ланга к утверждению и тем показал, что желание населения охотно исполняется русской властью, когда к тому представляется возможность.

В 1903 г. Н. И. Бобриков дал официальное разрешение устроить всенародное чествование Рунеберга. Это обстоятельство также служит известным показателем общественного настроения края. Разрешая чествование, генерал-губернатор тем самым засвидетельствовал с одной стороны, что объединительные мероприятия не посягают на национальность финского народа), а с другой — что русская власть надеялась тогда уже на то, что празднество не будет носить характера политической противоправительственной манифестации, каковым оно усилению окрашивалось в предыдущие годы.

Отношение массы населения к русской власти, не смотря на агитацию, на искусственно поднятую эмиграцию и социальное движение, надо признать вообще удовлетворительным. Народ стоял далеко от политики, спокойно занимаясь своим делом и, если бы его не смущали руководители пассивного сопротивления и революционеры, он без протеста принял бы нововведения последних лет и без особых осложнений исполнил обязанности по призывам.

«Мое заключение состоит в том — писал Н. И. Бобриков, — что твердая политика Государя должна увенчаться успехом; народ не пойдет за агитаторами, которые, по необходимости, должны будут смириться... Протеста сейма, к слову сказать, я решительно не стесняюсь, близко видя действительное настроение народа». «На этих днях я принимал войсковых начальников, подчиненные части которых квартируют в Улеоборге, Николайштадте, Куопио, С.- Михеле, Выборге и Фридрихсгаме. Все единогласно свидетельствуют о ласковом отношении к войскам простого народа и низших слоев городского населения. Не так отзываются о местной интеллигенции, проявляющей скорее надменное к воинским чинам пренебрежение». «Народ безусловно предан Его Величеству в своей массе, чему получаю с каждым днем все более и более веские подтверждения». Прислуга одного из высланных прямо заявила, что его «давно следовало арестовать и прогнать из края». Таковы отзывы, встречающиеся в письмах генерал-губернатора.

Рабочие г. Гельсингфорса нуждались в куске хлеба. Городские власти не подали им помощи. Депутация рабочих не была принята городскими уполномоченными, которые собрались на заседания лишь через три недели. Одна газета сделала упрек по адресу уполномоченных и разных союзов, которые находили средства на содержание «агитационных курсов» и платили специальным агитаторам по 75 мар. в месяц, а своих нуждающихся не поддерживали. Узнав о положении рабочих, Н. И. Бобриков приказал немедленно организовать выдачу даровых обедов. Все было устроено живо и прекрасно. Нуждающимся помогли. В страстную субботу (1903 г.) Николай Иванович объехал все три столовые, устроенные в русских казармах. «От умиления народ просто плакал, трогая нас русских, до глубины души»,