«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1939–1941 годы. Книга 4 - Михаил Николаевич Алексеев

Наиболее воинственные японские генералы рассматривали пакт о нейтралитете как прикрытие завершения подготовки к нападению на СССР. Об этом свидетельствует сделанное 24 апреля заявление начальника штаба Квантунской армии Кимуры Хэйтаро на совещании командиров соединений:

«1. Настоящий договор, являясь одним из дипломатических шагов с точки усиления союза трех держав, учитывая современное положение нашей империи, предполагает внести на некоторое время мир и спокойствие в дипломатические отношения Японии и Советского Союза…

Для того, чтобы получить практический результат от этого договора в будущем, армии ни в коем случае не допускать ни малейшего ослабления подготовки к военным операциям. Получение результатов может быть ускорено еще большим усилением и расширением этой подготовки.

Никаких изменений в прежние установки для армии не вносится.

3. В Японии и Маньчжурии публично часто говорится об ослаблении и уменьшении наших военных приготовлений против Советского Союза в связи с заключением договора о нейтралитете, но в наших военных приготовлениях против СССР, как говорилось выше, не только не будет никаких изменений в сравнении с прошлым, но, наоборот, сейчас особенно необходимо иметь точные установки в отношении идеологической, контрразведывательной и подрывной работы. Особенно необходимо сделать все, чтобы быстро довести до полного понимания подчиненными этого смысла.

Однако, чтобы не умалить политического эффекта этого договора, необходимо проводить работу по его выполнению совершенно секретно и принимать особые меры предосторожности»[506].

28 апреля советский военный атташе в Корее телеграфировал: «22 апреля начальник штаба армии (японской армии в Корее. – М.А.) Такахаси заявил журналистам: „СССР, признавая мощь Японии, заключил с ней пакт о нейтралитете с тем, чтобы сконцентрировать свои войска на западе. Только военная сила может обеспечить эффективность пакта, и поэтому новое формирование ни Квантунской, ни Корейской армии ослаблено не будет и они со своих позиций не уйдут“»[507].

Тем не менее пакт о нейтралитете имел большее значение, чем это представлялось на первый взгляд. Его заключение явилось немаловажным фактором при принятии решения о движении на юг. Пакт подталкивал Японию к экспансии в сторону южных морей, чреватую столкновением с США. И в этом была, в том числе заслуга резидентуры Зорге, своевременно информировавшей советское руководство о планах японской дипломатии и о месте Токио в стратегии Берлина.

Для Советского Союза смысл пакта состоял не только в том, чтобы уменьшить угрозу войны на два фронта. В Москве все еще представлялось (уже совершенно неоправданно) возможным политическое урегулирование советско-германских отношений.

16 апреля поверенный в делах Германии в СССР Типпельскирх доносил в германский МИД: «Японский посол, которого я сегодня посетил, сказал мне, что с заключением советско-японского пакта о нейтралитете в советском правительстве создалась очень благоприятная атмосфера, в чем его убеждал Молотов, который сегодня попросил его прийти немедленно для продолжения переговоров о торговом соглашении…

Сотрудники здешнего японского посольства утверждают, что пакт выгоден не только Японии, но и Оси, что он благоприятно воздействует на отношения Советского Союза с Осью и что Советский Союз готов сотрудничать с Осью»[508].

В дневнике штаба руководства войной на море на этот счет было записано следующее: «20.IV.41. Главнокомандующий военно-морским флотом задает вопрос о результатах визита Мацуоки и об оценке японо-русского договора от 14.4. Фюрер сообщил Мацуоки, „что Россию не тронут, если она будет вести себя дружественно, в соответствии с договором, но что в противном случае он, фюрер, оставляет за собой право активных действий“. Японо-русский договор, продолжал фюрер, заключен по согласованию с Германией, и имеет целью удержать Японию от нападения на Владивосток и побудить ее к нападению на Сингапур. Такой маневр фюрера благоприятно отразится, по его словам, на позиции России, которая теперь ведет себя весьма корректно и не ожидает нападения.

Главнокомандующий военно-морским флотом спрашивает: „Каково мнение фюрера об ощутимом в настоящее время повороте настроения России, очевидно, в пользу Германии?“

Фюрер отвечает в соответствии с тем, что указывал выше»[509].

Гитлер ввел в заблуждение гросс-адмирала Редера, заявляя, что пакт о нейтралитете «заключен по согласованию с Германией». Но он действительно видел рациональное зерно в этом пакте – «удержать Японию от нападения на Владивосток и побудить ее к нападению на Сингапур». Таким образом, сигнал из Москвы был принят, но он уже ничего не мог изменить.

После подписания японо-советского пакта о ненападении Мацуока разъяснил германскому послу Отту, который сопровождал его в поездке, что пакт «облегчит продвижение Японии на юг»[510].

25/26 апреля военный атташе при советском посольстве в Германии генерал-майор Тупиков[511] представил начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенанту ГоликовуЗаписку[512] о неизбежности нападения Германии на Советский Союз «в пределах текущего года». Автор записки, находившийся на посту военного атташе всего три с половиной месяца, отвечает на им же самим поставленный «основной вопрос»: «Стоит ли, не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами; каковы сроки начала возможного столкновения; как будет выглядеть германская сторона при этом?» Ответ на этот вопрос он связывал с только что заключенным пактом о нейтралитете между СССР и Японией:

«Советско-японский пакт о нейтралитете, на мой взгляд, явился своего рода проявителем курса германской политики в адрес Советского Союза.

Приезду Мацуоки предшествовали:

а) Распространение среди всех слоев населения и иностранных политиков и разведчиков утверждений, что война между СССР и Германией неизбежна.

б) Действительное сосредоточение войск на востоке; действительная инженерная подготовка восточного театра; действительная эвакуация немецкого населения из восточных районов.

в) Открыто подчеркнутое игнорирование наших интересов в своей балканской политике.

г) Толкование визита Мацуоки в Москву только как транзитной неизбежности, а его визита тт. Молотову и Сталину как визита признательности за представленный ему вагон или поезд от Владивостока до германской границы.

Приезд Мацуоки сопровождался:

а) Продолжением той же пропаганды неизбежности столкновений Германии с СССР, и в этот период пропаганда достигала размеров ажиотажа.

б) Пропагандой, что содержанием переговоров с Мацуокой является установление контакта между Германией и Японией в одновременном выступлении этих стран против Советского Союза.

в) Продолжением сосредоточения войск на востоке и демонстративной популяризацией этих мер.

Второе пребывание Мацуоки в Москве, до того как появился пакт, не освещалось никак, кроме минимально необходимых хроникерских сообщений.

Появление пакта, видимо, ошеломило германские круги, так как надо было изобретать новую трактовку европейским миссиям Мацуоки.

Надо отдать справедливость – новая трактовка была сформулирована очень быстро:

а) Берлинские и римские встречи Мацуоки вооружили его столь широкими политическими перспективами, что Московский пакт является лишь первой ласточкой грядущих побед держав „оси“.

б) Блестящая победа Мацуоки в Москве.