Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

указала уже такой порядок: Брежнев, Суслов, Кириленко, Черненко, Горбачёв, Пономарёв, Капитонов, Долгих, Зимянин, Русаков. Получалось, что Черненко занял четвёртое место (а если учесть болезненность Кириленко – то третье). По идее, он должен был составить тандем с Сусловым. Но Черненко явно не собирался работать в тандеме. Он уже явно претендовал на роль второго человека в партии и искал способы как минимум задвинуть Суслова в тень, а то и вовсе выпроводить на пенсию.

Что же мешало Черненко избавиться от Суслова? Ну, во-первых, Суслов, несмотря на болезни, ещё сохранял неплохую физическую форму. И, в отличие от Косыгина, не собирался без борьбы сдаваться. Во-вторых, Суслова знал и определенно уважал весь мир, чего не скажешь о Черненко. Ему нужно было время, чтобы Запад поверил в него и согласился вести с ним дела. И третье. Черненко не так ещё силён был в вопросах народного хозяйства, как Суслов.

Экономика же трещала у нас по всем швам. Больше оттягивать принятие принципиальных решений было нельзя. Осенью 1981 года сильно встревожился даже Брежнев, который сам был близок к коме. Он ведь ещё не окончательно ослеп. Генсек и без докладов аппаратчиков видел, к чему привели интриги западных партнёров, волнения в Польше, летняя засуха и нерасторопность наших министерств и ведомств. В стране образовался дефицит топлива. Возникла угроза перебоев с электричеством. Поэтому генсек скрепя сердце вынужден был пойти на существенное повышение цен на многие товары, в том числе первой необходимости. Одновременно он дал команду сократить объём строительно-ремонтных работ. Однако это мало что дало.

К октябрю 1981 года Брежнев (точнее, группа приближенных к нему лиц) подготовил предложения по выводу страны из экономического кризиса, с которыми он собирался выйти на Политбюро. 3 октября Черненко направил этот документ Суслову. «Леонид Ильич, – писал он, – просил Вас в доверительном порядке ознакомиться и, если будут, высказать свои замечания»[355].

Что конкретно предлагалось? По сельскому хозяйству – запуск производства мощных пропашных тракторов и новых зерноуборочных комбайнов и избавление колхозов от излишней опеки. По ТЭКу – курс на быстрое развитие атомной энергетики и, соответственно, отказ от консервации уже строившихся АЭС. По новым формам управления – разработка новых механизмов и методов хозяйствования. Более конкретно все эти вопросы Брежнев хотел обсудить в следующем, 1982 году на пленумах ЦК. Один пленум он собирался посвятить Продовольственной программе, другой – выработке новых управленческих систем и решений.

Устраивали ли эти программы и планы Суслова? Не совсем. На его взгляд, предлагавшиеся Брежневым меры носили половинчатый характер и не решали всех проблем, они лишь на короткое время отодвигали катастрофу. Терапия для лечения экономики уже не годилась. Нужно было прибегать к хирургическим методам. Партию и страну следовало оперировать, и как можно быстрей.

Мог ли Суслов предложить альтернативную проекту Брежнева программу? Безусловно. У него имелись свои неформальные мозговые центры, в частности возглавлявшийся Гвишиани Институт системного анализа, в котором одну из первых скрипок играл его зять Сумароков. Надо было только продумать, как грамотно оформить программу действовать и подать её Брежневу, чтобы у генсека даже мысли не возникло, что этой программой кто-то под генсека начал новый подкоп.

Но Суслов оказался в цейтноте. Ещё перед XXVI съездом партии стала резко ухудшаться политическая и экономическая ситуация у наших соседей в Польше. Там бешеными темпами росло движение «Солидарность». Правящая Польская объединённая рабочая партия (ПОРП) терпела поражение за поражением. Возникла опасность потерять нашего союзника. Брежнев поручил Суслову лично заняться урегулированием польского вопроса и возглавить специальную комиссии Политбюро. И когда на Суслова всё разом навалилось – и внутренние проблемы, и внешние, а здоровье было уже не то, он вынужден был на какое-то время сосредоточиться на Польше, а большинство других вопросов на время «подморозить».

В 1981 году Суслов дважды летал в Польшу. Первая поездка понадобилась для того, чтобы на месте вникнуть в суть происходивших у соседей событий и посмотреть, кто из поляков мог бы возглавить отпор «Солидарности» и разным экстремистам. Суслов убедился, что находившийся во главе партии С. Каня оказался слабаком. Оставалось решить, на кого Москве делать ставку.

Кстати, истинную цель первой поездки Суслова в Варшаву сразу поняли на Западе. «На днях, – отметил в своём дневнике Черняев, – в Польшу совершил налёт Суслов. На один день – но взбудоражил весь мир».

Запад не заблуждался: Суслов искал преемника Кане, который мог бы решительно проводить линию в советских интересах.

Cмотрины польского руководства Суслов продолжил в ходе второй поездки в Польшу, после чего Москва стала склоняться к поддержке Войцеха Ярузельского. Но Ярузельский оказался не идеальной фигурой, но лучшей из тех, которые входили тогда в руководство Польши.

Позже Запад утверждал, что Ярузельский был марионеткой Кремля. Это не так. Ярузельский проводил свою политику. Для него одной из главных задач было отвести угрозу вторжения в его страну советских войск. Он не хотел повторения венгерских и чехословацких событий 1956 и 1968 годов. Не случайно во время обострения кризиса новый польский руководитель чуть ли не ежечасно находился на связи с главнокомандующим объединёнными вооружёнными силами стран Варшавского договора маршалом Куликовым.

Верила ли Москва безоговорочно Ярузельскому? Нет. 10 декабря 1981 года секретарь ЦК КПСС Русаков, выступая на Политбюро, предупредил коллег: «Ярузельский явно водит нас за нос». И как отреагировала на это заявление советская верхушка? Военные намекнули на возможность применения силы. Андропов и Громыко проявили осторожность. Они явно не хотели получить в Польше второй Афганистан.

Итоги подвёл Суслов: «Ярузельский хитрый. Хочет огородиться просьбами, которые представляет Советскому Союзу. Эти просьбы, ясное дело, мы физически не в состоянии выполнить, а Ярузельский потом скажет, что он ведь обращался к Советскому Союзу, но помощи не получил. Одновременно поляки ясно заявляют, что они против введения войск. Если войска будут введены, это будет означать катастрофу»[356].

Развязка наступила в ночь на 13 декабря 1981 года. Ярузельский объявил о вводе в Польше военного положения. Позже он вспоминал: «В присутствии генералов я <12 декабря> пытался соединиться с Брежневым. Ответил Михаил Суслов. Я спросил: «Если мы введём военное положение, будет ли это наше внутреннее дело?» Он ответил: «Да». – «А если ситуация усложнится?» (я помнил постоянно повторявшееся: «Мы Польшу в беде не оставим»). Ответ Суслова: «Вы же всегда говорили, что справитесь собственными силами». Мы, однако, постоянно наблюдали беспокоящие нас факты, которых становилось всё больше и больше. Именно эти факты требовали отнестись к словам Суслова с недоверием. Их можно было понять: «Не войдём, если вы сами это сделаете» (В. Ярузельский. На 30 лет старше. С. 100–101).

События в Польше вызвали в мире огромный резонанс. Многие на Западе были убеждены в том, что мы заставили польскую верхушку ввести военное положение под дулами наших автоматов. Нас осудило даже