Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Аркадьевна Соболева

Вот эти слова, мне кажется, и стали главным итогом того, что ему выпало в тот день пережить. Вряд ли было бы справедливо усомниться в искренности этих слов: слишком мало располагала к лицедейству обстановка, в которой они были сказаны, точнее – вырвались. Полагаю, он на самом деле верил, что Господь карает страну за грехи её государя – за его грехи. И вполне допускаю, что именно глядя на жуткие следы разрушений, на трупы своих ни в чём не повинных подданных, он принял окончательное решение отказаться от власти. Только вот в чём он видел свои грехи? Несомненно, в убийстве отца. Хотя прямой его вины, уверена, в этом не было. Что ещё? Может быть, осознал, как виноват перед народом, так и не выполнив обещаний, которые сулили его подданным достойную жизнь?

Меня занимает вопрос, на который не могу с уверенностью ответить: знал ли он слова Наполеона: «Государь всегда должен обещать только то, что он намеревается исполнить». «Максимы и мысли узника Святой Елены», записанные Лас-Казом (куда среди прочего вошла и эта фраза), были опубликованы в 1820 году и вряд ли остались незамеченными российским императором. И вряд ли слова эти оставили его равнодушным: они явно были адресованы ему, хотя тот, кто их произнёс, и не мог быть уверен, что послание дойдёт до адресата.

И ещё одна мысль старого врага, уже покойного, не могла не задеть Александра: «В отречении монарха есть своего рода ирония: он отрекается тогда, когда с властью его уже не считаются». Он мог бы поспорить с Наполеоном. Да, когда тот вынужден был отречься, с его властью, действительно, уже не считались. Но он-то, Александр, ведь отречься мечтал всегда: и когда власти-то ещё фактически не было, и когда она укрепилась настолько, что никто и помыслить не мог с нею не считаться; и вот теперь… Нет, он и сейчас не был готов согласиться, что с его властью не считаются. Сейчас – другое: он сам чувствует, что его власть исчерпала себя, что его время кончилось.

Такого в русской истории ещё не случалось…

На троне у Александра Павловича (как я уже писала) было две жизни: первая та, о которой сказано: «дней Александровых прекрасное начало»; вторая – в которой военные поселения, шпицрутены, Аракчеев, тайные общества. Некоторые не исключают и того, что была ещё одна жизнь – жизнь старца Феодора Козьмича.

Легенду о таинственном старце даже и обсуждать всерьёз было бы невозможно, если бы Александр Павлович постоянно не возвращался к мысли об уходе. Свидетельств тому множество. Впервые он говорил об этом, будучи ещё юным великим князем, возвращался к этой теме в зените славы, во время триумфальной поездки по России, признавался братьям, Константину и Николаю, а незадолго до рокового отъезда в Таганрог – принцу Вильгельму Оранскому.

А то, что Александр согласился на отстранение отца от престола, повторяю: это не из желания властвовать. Он просто хотел жить: хорошо знал непредсказуемость и коварство отца, его жестокость, удивительным образом уживавшуюся с сентиментальностью, так что был готов и к смерти, и к одиночному каземату Шлиссельбургской крепости. Но какие бы предположения ни допускали историки, даже самые уважаемые, не верю, что он распорядился или даже согласился убить отца.

Поразительно, предшественники Александра I (его дед, бабушка, отец) о троне мечтали, готовы были добиваться его любой ценой. А вот после него… Всех будущих государей трон не манил – пугал. Единственное исключение – его младший брат Николай Павлович. Зато в том, что преемников Николая предопределённая им судьбой и законом о престолонаследии участь действительно тяготила, сомневаться не приходится. Правда, есть одна деталь, отличающая Александра Павловича от его преемников. Да, они не хотели надевать корону. Но, став императорами, получив власть, уже не желали с ней расставаться.

Он (единственный!) собирался отречься от реальной власти. И в юности, и в последние годы. Его злополучная поездка из Таганрога в Крым как раз и была связана с этой мечтой: он купил у графа Александра Григорьевича Кушелева-Безбородко Ореанду, изумительной красоты место на берегу моря недалеко от Ялты. «Здесь природа и картины её совершенно оригинальные… есть ли живописное место, которое бы так привлекало дикостью своею, как это: грозные виды, удивляющие вас странною игрою природы, встречаются в Альпах, на Кавказе, на Севере и Юге, но там вы удивляетесь грозной дикости, здесь, напротив, прельщаетесь ею, и какое-то тихое, отрадное спокойствие льётся на душу вашу».

Незадолго до того, как выбрать желанное место для приватной жизни, он сказал: «Я скоро переселюсь в Крым. Буду жить частным человеком. Я отслужил двадцать пять лет, и солдату в этот срок дают отставку». Возможно, он наконец решился…

Мне кажется, эта покупка – самое убедительное свидетельство, что Александр действительно скончался в Таганроге. Слишком расходится его «превращение» в Феодора Козьмича не только с тем, о чем он мечтал, но с тем, к чему предпринял вполне реальные шаги. Разумеется, он мог передумать, мог решить воспользоваться болезнью…

Последние два месяца и девятнадцать дней его жизни вместили многое: и умиротворение, и надежду, и страдания.

1 сентября 1825 года Александр выехал в Таганрог, чтобы подготовить всё к приезду больной жены, – поступил так, как должно поступить любящему мужу. Странным было только одно: его прощанье с Петербургом. Он уезжал из столицы часто и надолго, и всем было известно: перед отъездом всегда служит в Александро-Невской лавре молебны в присутствии близких людей. На этот раз император приехал в лавру далеко за полночь, один. У входа его встретили митрополит Серафим, архимандрит и братия. Император принял благословение митрополита и сопровождаемый монахами вошел в собор. Началась служба. Государь стоял перед ракой с мощами святого князя Александра Невского. «Когда наступило время чтения Святого Евангелия, – пишет Николай Карлович Шильдер, – император, приблизившись к митрополиту, сказал: “Положите мне Евангелие на голову” – и с сими словами стал на колени под Евангелие».

Уезжал Александр из лавры в слезах. Прощаясь, попросил митрополита и монахов: «Помолитесь обо мне и жене моей». До самых ворот ехал с непокрытой головой, часто оборачивался, кланялся и крестился. Потом говорили, будто он предчувствовал, что прощается и с лаврой, и со столицей навсегда…

14 сентября царь был уже в Таганроге. Через девять дней туда приехала Елизавета Алексеевна. Я уже писала, как счастливы, как покойны были они в этом своём уединении.

20 октября Александр отправился в Крым. 27 октября на пути из Балаклавы в Георгиевский монастырь он простудился (ехал верхом в одном мундире