Игорь Акинфеев. Автобиография самого преданного футболиста в истории мирового футбола - Игорь Акинфеев

С другой стороны, я ничего и никогда не считаю случайным. Греки выиграли закономерно – я видел, как они играли, как хотели этого. И вполне логично, что добились победы.

На том чемпионате я поменялся майками с Канисаресом, через год он мне даже написал, что будет болеть за меня в Кубке УЕФА и что в таком возрасте стать известным в Европе дорогого стоит, да и дано не каждому. Мне было очень приятно это прочитать.

Касильяс появился в большом футболе позже. А вот за Канисаресом я следил чуть ли не с самого своего детства. У «Валенсии» была знаменитая команда, в которой играли Рубен Бараха, Давид Альбельда, Карлос Марчена, позже Фернандо Морьентес пришел, Давид Вилья, а Канисарес стоял в воротах. Эта команда два раза доходила до финала Лиги чемпионов, правда, так ни разу его и не выиграла. Но я очень за них болел. Мне нравился стиль Канисареса, манера его игры. Тем более что он такого же роста, как и я, даже пониже на один сантиметр, как потом выяснилось. Поэтому и в 2004-м этот вратарь стоял для меня особняком.

Понятно, что в истории футбола были и более великие вратари. Те же Джанлуиджи Буффон, Мануэль Нойер. В моем личном рейтинге Буффон все-таки повыше будет, потому что в его игре сложилось все: и сейвы, и пластика, и та феноменальная игра, которую он выдавал. Жаль, что Буффон так и не стал победителем Лиги чемпионов – Матвею Сафонову в этом плане повезло больше.

Но главное впечатление Евро-2004 осталось у меня от футбола. Невероятного, очень скоростного. Совсем не такого, как тот, в который в России играли мы. Наверное, в какой-то степени это было объяснимо. Уровень ведь не берется на пустом месте. Он начинается с детских лет. У детских школ той же «Барселоны» или «Реала» по тем временам было по 20 натуральных полей – а что представляли собой наши школы? Я как вратарь, возможно, чувствовал эту разницу в меньшей степени. Мне главное – отбить.

Как раз на том чемпионате я впервые увидел, как обильно поливают поля перед играми. У нас в России никогда не поливали поля. У нас и травы-то не было. А если и была, газон всегда оставался сухим. Мяч порой приходилось откуда-то выковыривать, он все время застревал.

В Португалии поля заливали от души. Даже сейчас по некоторым видеозаписям видно, что на газоне стоит вода. Смысл подобной подготовки поля был в том, чтобы мяч быстро ходил, чтобы правильно ложился в ногу, чтобы, когда бьешь по воротам, от газона получался более мощный отскок. Чтобы таким образом максимально осложнить задачу соперникам, не привыкшим к быстрой игре. То есть уже тогда португальцы с испанцами все это знали и вовсю пользовались, а мы не понимали: зачем?

Не говорю уже о том, что мокрый мяч совершенно иначе ловится. А точнее, большей частью вообще не ловится. Молодец, конечно, тот, кто это придумал, но мокрый мяч – это проклятие для вратарей. Есть модели, которые специально разрабатываются так, чтобы они виляли в воздухе, ускорялись. Такой мяч очень тяжело брать, даже когда он сухой. Очень такие не люблю.

По мере того как я играл в клубе и сборной, понимал, что вратарь должен не только иметь собственное лицо, но и уметь надевать своего рода маску, выходя на поле. Без разницы, сколько именно зрителей окажется на стадионе – десять человек или 20 тысяч. Тот же Газзаев мне всегда говорил: «Даже если ошибаешься, надо ошибаться уверенно. Ни на кого не смотри. Пропустил, выбил в аут – наплевать, кто в этот момент на тебя смотрит и что потом скажет». Я и по сей день пользуюсь на поле этим приемом. Могу думать о голах, о каких-то своих ошибках, но лицо останется непроницаемым и, как мне иногда говорили, даже злым. Но я давно уже не обращаю на это внимания.

Для меня действительно не имеет значения, кто возьмет приз лучшего игрока по итогу сезона, получит ту или иную статуэтку или что-то еще. Иногда даже прошу в клубе, чтобы меня вообще не ставили в те или иные голосования. Когда постоянно находишься в центре чужого внимания, от этого невероятно устаешь. Но в этом меня могут понять, наверное, только те, кто сам с этим сталкивался. Поэтому я зачастую не могу позволить себе поехать куда-то на метро, пройтись по магазинам или просто погулять по улицам, не привлекая к себе внимания. Если бы подобные вещи меня привлекали всерьез, наверное, я бы никогда не поселился за городом.

Проиграв финал, можно остаться лучшей командой в мире. Но только выиграв его, можно стать частью вечности.

Хосеп Гвардиола

Жаловаться на свою футбольную судьбу мне никогда не приходило в голову. Скорее, наоборот, она сложилась таким образом, о котором можно только мечтать. В ней было все: и совершенно фантастическая любовь болельщиков, и два десятка самых разнообразных трофеев, которые у меня уже никто не отнимет, и матчи, которые навсегда останутся в памяти. Даже слов не надо лишних на эту тему говорить, с кем-то спорить, кому-то что-то доказывать. Это просто было бы глупо.

Одним из таких запавших в душу моментов стал легендарный матч ЦСКА с «Арсеналом» в 2006-м. Кто-то, возможно, запомнил его как обычную игру в Лиге чемпионов, в которой нам повезло выстоять, – у нас же долго была эйфория: мало того что сыграли с «Арсеналом» два раза, так дома их победили, а в гостях не проиграли.

В ответном матче, помню, с трудом верилось, что мяч не залетает в наши ворота, но некоторые тогдашние промахи англичан я как вратарь вполне могу объяснить. Например, когда меня обыграл Сеск Фабрегас, а потом не попал в пустые ворота, он во время обыгрыша наступил мне на колено – немножко сбился, потерял равновесие и начал заваливаться, поэтому и сложнее было ударить. Мне он колено прилично тогда шипами разодрал, врачи выбегали даже. А у Томаша Росицки мяч вылетал из гущи – игрок вовремя не сориентировался и ударил пяткой. Поэтому мяч и полетел мне в руки.

В перерыве, помню, Серега Игнашевич сказал: «Может, пропустим? Полегче будет». Я ответил: «Серый, боюсь, если мы один пропустим, сразу еще пяток залетит».

Еще одна очень памятная игра была