О «детях революции» - Юрий Михайлович Барыкин

мере, зная, что уже к лету 1921 года в органах ВЧК — включая отряды и части особого назначения, — подчиненных Дзержинскому, служили более 262 000 человек, что почти в 17 раз превышало число «карателей» во времена императора Николая II (19, 278).

В дальнейшем численность различных «органов», стоявших на страже «государства нового типа», только возрастала.

Интересно, что идеи коммунизма для Феликса Эдмундовича прекрасно сочетались с повышением личного благополучия.

Н.К. Сванидзе:

«Это не совсем правда, что Дзержинский работал, не зная отдыха. Он знал отдых. Причем регулярный отдых. Он любил отдыхать на даче. У него было три дачи. Одна — в Сокольниках. Из экспроприированных домов там был создан дачный поселок ВЧК. Вторая дача — в Кунцеве, где были дачи у большинства членов ЦК. Но больше всего Дзержинский любил свою третью дачу, в поселке Любимово Наро-Фоминского района. На даче он бывал каждое воскресенье. Об этом пишут его жена и сын. На даче Дзержинский охотился...

Кроме того, в отпуск Дзержинский ездил на юг, в Одессу, в Сухуми, в Кисловодск, в Крым. Ездил Дзержинский и на старый дореволюционный курорт Сестрорецк на Финском заливе. Практически в двух шагах от Сестрорецка в это время жил Илья Ефимович Репин. Но творчество Репина от отдыха Дзержинского отделяла финская граница» (33, 212–213).

Дзержинский пользовался в Москве тремя квартирами. Его семья жила в Кремле, на втором этаже в здании Оружейной палаты. Прописан Дзержинский был в Успенском переулке, между Петровкой и Большой Дмитровкой. Еще одна квартира — на Петровке... Интересное свидетельство о личности Феликса Эдмундовича оставил Б.Г. Бажанов: «Что очень скоро мне бросилось в глаза, это то, что Дзержинский всегда шел за держателями власти, и если отстаивал что-либо с горячностью, то только то, что было принято большинством. При этом его горячность принималась членами Политбюро как нечто деланое и поэтому неприличное. При его горячих выступлениях члены Политбюро смотрели в стороны, в бумаги, и царило впечатление неловкости. А один раз председательствовавший Каменев сухо сказал: “Феликс, ты здесь не на митинге, а на заседании Политбюро”. И — о чудо! Вместо того чтобы оправдать свою горячность (принимаю, мол, очень близко к сердцу дела партии и революции), Феликс в течение одной секунды от горячего, взволнованного тона вдруг перешел к самому простому, прозаическому и спокойному. А на заседании тройки, когда зашел разговор о Дзержинском, Зиновьев сказал: “У него, конечно, грудная жаба; но он что-то уж очень для эффекта ею злоупотребляет”» (4, 198).

Кроме Каменева и Зиновьева, скептически относился к Феликсу Эдмундовичу и будущий «вождь всех народов».

Скрытый конфликт Сталина с Дзержинским начался еще при жизни Ленина. Свои доклады председатель ГПУ делал только Владимиру Ильичу, а в последние годы жизни Ленина, и по его личному указанию, стал делать их Рыкову (27, 191).

Приведем выдержку из письма Б.В. Николаевского Н.В. Валентинову от 1 сентября 1954 года: «Наткнулся в заметках Райса (убит большевиками в сентябре 1937 года в Швейцарии) на упоминание о словах Ежова, что Дзержинский был ненадежен. В этих условиях я теперь не столь категоричен в отрицании возможности отравления... Я знаю, что Дзержинский сопротивлялся подчинению ГПУ контролю Сталина и отказывался (во всяком случае, вначале) делать доклады о работе Сталину (мне об этом рассказал в другой связи Рыков летом 1923 года). Я знаю далее, что сталинский аппарат на большие операции был пущен с осени 1926 года, что аппарат за границей Сталин себе подчинил в 1927–1928 годах» (9, 217).

К тому же, возглавив оргбюро, Сталин очень быстро нашел «своего человека» в организации Дзержинского. Как легко догадаться, им стал родственник Свердлова — Г.Г. Ягода, который был в то время секретарем партийной ячейки ГПУ и в качестве такового имел постоянную связь с оргбюро и секретариатом ЦК.

Перенесемся в день смерти Дзержинского. 20 июля 1926 года на пленуме ЦК и ЦКК Феликс Эдмундович выступил прямо-таки с пламенной речью: «...если вы посмотрите на весь наш аппарат, если вы посмотрите на всю нашу систему управления, если вы посмотрите на наш неслыханный бюрократизм, на нашу неслыханную возню со всевозможными согласованиями, то от всего этого я прихожу прямо в ужас. Я не раз приходил к председателю СТО и Совнаркома и говорил: “Дайте мне отставку...” Нельзя так работать!..» (26, 71).

Не закончив речь, «железный Феликс» покинул трибуну. Увлеченная дискуссией высокая публика не обратила особого внимания на «чудачество» докладчика.

А через несколько часов председательствующий Рыков сообщил: «Сегодня после утреннего заседания партию постиг исключительной силы удар. С т. Дзержинским после его речи сделался припадок сердца. На протяжении двух с половиной часов он лежал в соседней комнате, к нему были вызваны врачи. После того как ему стало немного легче, он пошел к себе на квартиру. Там, уже в его комнате, с ним случился новый сердечный припадок, и т. Дзержинский помер. Врачи определили его смерть как результат паралича сердца» (26, 71–72).

Согласно воспоминаниям бывшей сотрудницы ВЧК Елизаветы Петровны Матенковой, кроме туберкулеза легких, Дзержинский страдал бронхиальной астмой. У него часто бывали приступы. В этом случае сотрудники ВЧК давали ему парное молоко. Когда в 1926 году Феликс Эдмундович выступал на пленуме ЦК ВКП(б), прямо во время выступления на трибуне у него произошел приступ сердечной астмы. Ему тут же, на трибуне, дали выпить молока, после чего он скончался (11, 57–58).

Итак, 20 июля 1926 года, в 16 часов 40 минут в возрасте 48 лет Дзержинский умирает, казалось бы, от естественных причин. Однако есть странность, носящая чисто научный характер.

Странность эта — в патологоанатомической экспертизе смерти Дзержинского. Вскрытие проводил корифей российской патологической анатомии профессор Алексей Иванович Абрикосов (1875–1955) в присутствии профессоров Щуровского, Дитриха, Зеленского, Каннеля, Российского, Розанова, Потемкина, Обросова. Причина смерти установлена и представлена в заключении: «Основой болезни Дзержинского является общий атеросклероз, особенно резко выраженный в венечной артерии сердца. Смерть последовала от паралича, развившегося вследствие спазматического закрытия просвета резко измененных и суженных венечных артерий».

Однако у медицинских специалистов это заключение вызывает массу вопросов. Например, куда делись из описания все те болезни, которыми болел реальный Дзержинский? В первую очередь речь идет о тяжелой форме туберкулеза, который многократно фиксировался у «железного Феликса» и отечественными, и зарубежными специалистами.

В медицинском заключении, подписанном членами комиссии во главе с профессором Абрикосовым, сказано: «Органы дыхания: дыхательные пути не изменены, легкие всюду мягки, воздушны, несколько отечны и застойны. Плевра не изменена».

Таким образом, никаких следов туберкулеза не фиксируется. Кстати, не были описаны также и