Всемирный потоп - Адам Туз

Приближался один из самых ярких моментов в истории современной Европы. 5 июня 1920 года 18-тысячная конная армия под командованием генерала Семёна Будённого прорвала позиции польской армии, вынудив её оставить Киев. Уже через месяц, 2 июля блестящий командир и военный теоретик большевик Михаил Тухачевский отдал приказ о всеобщем наступлении. «Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару… На Вильно, на Минск, на Варшаву! Вперёд!» Подстрекаемые командующими фронтов, Ленин и большевистское руководство теперь были уверены в том, что «стоят на пороге изменения всей политики Советского правительства»[1203]. Настало время «штыком проверить, не созрела ли социалистическая революция пролетариата в Польше». Французы собирались поддержать польскую оборону, а Британия пыталась выступить в роли посредника, и это указывало на то, что «где-то недалеко от Варшавы» находится «центр всей современной системы международного империализма…»[1204] Завоевав Польшу, они «встряхнут» всю систему до самого основания. Красная армия приведёт к появлению «совершенно новой зоны пролетарской революции, направленной против мирового империализма».

После Брест-Литовска большевики перенесли столицу в относительно безопасную Москву. Даже летом 1920 года Ленин был вынужден передвигаться инкогнито и по ночам, опасаясь покушения. Но 19 июля 1920 года Второй съезд Коминтерна, демонстративно бросая вызов, провёл своё первое заседание в Петрограде, переместившись затем в Москву. Там 217 делегатов из 36 стран собрались под большой картой Польши, на которой каждый час на основе сводок с фронта отмечалось продвижение советских частей[1205]. В состоянии, близком к «революционной лихорадке», Ленин телеграфировал Сталину, что «обстановка в Коминтерне была превосходной». Вместе с Григорием Зиновьевым и Николаем Бухариным он с нетерпением ожидал революционного восстания в Италии, Венгрии, Чехословакии и Румынии[1206]. Тем временем германские товарищи выражали надежду, что в следующем году им удастся провести съезд Коминтерна в Берлине[1207].

II

На фоне этой эйфории развития революции в Коминтерне начались первые перемены. Неорганизованный, лишённый центрального управления всплеск революционного движения 1919 года в Венгрии и Германии окончился поражением. Красная армия продвигалась на запад, приближалось время, когда русская революция возьмёт руководство на себя. В отличие от безуспешных попыток западноевропейских социалистов, ленинизм доказал жизнеспособность своей революционной доктрины. Коминтерн устанавливал более строгие условия приёма в свои ряды новых членов, которые должны были провозгласить своей первоочередной задачей установление диктатуры пролетариата. Не оставалось места для компромисса ни с демократическими политиками, которые теперь именовались «социал-пацифистами», ни с «буржуазной законностью». Коммунисты должны понимать, что и в Западной Европе, и в Америке они «вступают в гражданскую войну»[1208]. Проверить свой революционный пыл они должны, создав «параллельную нелегальную организацию», готовую бросить прямой вызов государству, проводя подрывную мятежную деятельность в вооружённых силах. И не надо опасаться преследований со стороны политической полиции. Вильсоновская панацея, столь любимая либералами и социал-демократами в 1918–1919 годах, была с презрением отвергнута. «Без революционного свержения капитализма ни международный арбитражный суд, ни соглашение об ограничении вооружений, ни «демократическая» реорганизация Лиги Наций не в состоянии предотвратить новые империалистические войны». В международных делах действителен лишь один руководящий принцип: «безусловная поддержка любой советской республики в её борьбе с контрреволюционными силами». Момент революционной истины приближался с каждым прорывом революционной красной кавалерии, поэтому терять времени было нельзя. В течение 4 месяцев все члены и кандидаты в члены Коммунистического Интернационала должны были принять для себя решение — за или против[1209].

Из десяти заседаний конференции Коминтерна 1920 года восемь были посвящены сложному вопросу очищения революционных сил Европы. Но для поддержания общего решительного настроя на втором заседании был впервые поднят такой важный вопрос, как мировая стратегия[1210]. Революционные перспективы в Западной Европе не оправдали надежд, поэтому лозунг «Сначала — Азия» стал главным для красноречивого и импозантного странствующего марксиста индуса М.Н. Роя. Рой недавно приехал в Россию через Соединённые Штаты и на конференции Коминтерна присутствовал в качестве представителя Мексики, а не Индии[1211]. Коминтерн должен сосредоточиться на Азии, говорил Рой. Надо вести работу там, чтобы создать базу для революционной деятельности зарождающегося рабочего класса в таких городах, как Бомбей, и отчаянно бедной прослойки крестьян, составлявших подавляющее большинство населения в Азии. Рой настаивал на том, что коммунизм должен стать альтернативой Ганди, Национальному конгрессу и им подобным, которых он считал буржуазными реакционерами. Позиция Роя в отношении третьего мира, несмотря на её решительную боевитость, казалась последователям старой школы чрезмерной. Итальянец Джачинто Менотти Серрати, один из наиболее последовательных марксистов-догматиков, отвечал с позиций классической евроцентричной ортодоксии: революция в Азии невозможна, потому что там нет промышленного рабочего класса. Азия должна следовать за европейским авангардом.

Но Серрати отставал от времени. Видные деятели в России считали, что теперь требуется нечто большее, чем простое цитирование старых постулатов из «Манифеста Коммунистической партии», написанного, как отмечал Ленин, «совсем при других обстоятельствах». Марксизм вступал в своё четвёртое поколение[1212]. Как триумфально продемонстрировали большевики, революционеры XX века должны думать сами за себя, и, если необходимо, вопреки Марксу и Энгельсу. Правда, Ленин не мог полностью согласиться с Роем. Лозунг «Сначала — Азия» страдал однобокостью. Коминтерну нельзя выводить свои ресурсы из Европы, средоточия имперской власти, именно в тот момент, когда борьба, казалось, приближалась к своей высшей точке. Но, как говорил Ленин ещё в 1916 году, национально-освободительные движения в колониальном мире могут приобщать активных новобранцев к делу революции, создавая «объединённые антиимпериалистические фронты». Роя это не смущало, он клеймил позором любую мысль о союзе с «буржуазной демократией». Ленин пошёл на тактическое отступление, с одобрением встреченное подавляющим большинством в Коминтерне. Создание объединённых фронтов допустимо лишь в случаях, когда коммунистические партии создают союз с «подлинно революционными» группами националистов. Как показали последующие события, определить на практике «подлинно революционных» националистов оказалось смертельно трудным занятием.

Если споры о тактике мировой революции могли продолжаться бесконечно, то по поводу основной цели в Коминтерне царило согласие. Великобритания была движущей силой антибольшевистской интервенции начиная с 1918 года. Она была главной мировой империей. В 1920 году казалось, что на смену «большой игре» имперского соперничества между Российской империей и викторианской Британией придёт новая эпоха борьбы в Центральной Азии. В апреле 1920 года комиссар Сталин направил Красную армию в Азербайджан. Захватив Баку с его нефтяными скважинами, коммунисты провели короткую агитационную кампанию среди исповедующего ислам населения Азии. В мае советский флот прошёл вдоль побережья Каспийского моря и вынудил британцев покинуть иранский порт Энзели. Перед тем как оставить город, Советы способствовали созданию Гилянской Советской республики в Северном Иране, ставшей вызовом трещавшему по швам