Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

Ягода ушел в двухмесячный отпуск по состоянию здоровья; он не пытался ни бежать, ни организовать «несчастный случай», чтобы устранить Ежова (не говоря уже о Сталине).

Это было первое снятие руководителя НКВД (Дзержинский и Менжинский умерли, занимая эту должность). «Это замечательное мудрое решение нашего родителя назрело, — писал Каганович Орджоникидзе о назначении своего бывшего подчиненного по партии. — У Ежова наверняка дела пойдут хорошо»[2200]. Средние и низшие чины НКВД тоже приветствовали этот переворот, и не только из карьеристских соображений: многие полагали, что Ежов восстановит чекистский профессионализм (что свидетельствовало об их иллюзиях). «Большинство старых чекистов были убеждены в том, что с приходом в НКВД Ежова мы наконец вернемся к традициям Дзержинского, изживем нездоровую атмосферу и карьеристские, разложенческие и леваческие тенденции, насаждаемые в последние годы в органах Ягодой, — вспоминал один оперработник. — …мы полагали, что в органах будет теперь твердая и верная рука ЦК»[2201]. Ежов перебрался в свой новый кабинет на Лубянке, д. 2, 29 сентября 1936 года, и в тот же день Сталин одобрил составленную новым главой НКВД резолюцию Политбюро «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», в которой предлагалось рассматривать последних как «разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе»[2202].

Испанию вооружаем, о Германии не забываем

Советские грузы шли в Испанию по Черному морю, Босфору и Средиземному морю либо в некоторых случаях по Балтике и Северному морю на замаскированных судах, моряки на которых носили тропическую одежду жителей Южной Азии или изображали пассажиров британских круизных лайнеров[2203]. Испанские порты находились в блокаде, и на советские суда нападали националисты; на помощь был отправлен малочисленный советский военно-морской флот[2204]. Тем не менее не было потеряно ни одного судна с советским оружием для Испании. 4 октября 1936 года в Картахену втайне прибыл первый груз поставленных СССР, но не произведенных в СССР военных материалов: 150 ручных пулеметов, 240 гранатометов, 100 тысяч гранат, 20 тысяч винтовок, 16,5 миллиона патронов. Часть этого оружия оказалась реликтами Первой мировой войны. Винтовки, происходившие не менее чем из восьми разных стран (от Канады до Японии), принадлежали к десяти разным типам и имели шесть разных калибров, что затрудняло уход за ними и замену запасных частей. Некоторые наилучшие образцы оружия были поставлены в недостаточном количестве (в Испанию прибыло всего шесть превосходных легких гаубиц «Виккерс» и 6 тысяч снарядов к ним). Тем не менее значение этих поставок для Испанской Республики, страдавшей от нехватки оружия, было существенным[2205]. Три дня спустя Советский Союз официально потребовал положить конец нарушениям Соглашения о невмешательстве со стороны Германии, Италии и Португалии, заявив, что в противном случае будет считать себя не связанным им[2206].

11 октября в телефонограмме Сталину Каганович напоминал ему: «До сих пор мы не сообщали ничего Кабальеро о наших посылках [оружия]. Мы полагаем, что надо было бы поручить Гореву сообщить Кабальеро официально, но конспиративно, о помощи… сообщить со всеми подробностями о том, что уже прибыло, а в дальнейшем сообщать по мере прибытия пароходов». Сталин дал согласие[2207].

На следующий день в Картахену прибыло 50 советских легких танков и 51 танкист-«доброволец» — испанцы салютовали им сжатыми кулаками и кричали «ура»[2208]. «Дело доходило до массовой истерики от радости, — писал советский военный атташе Горев в докладе, дошедшем до Сталина через Ворошилова. — Надо это видеть, чтобы ощутить. Несмотря на то что мы были готовы и вообще люди спокойные, даже на моих ребят это подействовало. Восторг просто необычайный»[2209]. Эти танки Т-26, представлявшие собой более тяжелую копию британской модели «Виккерс 6-тонный» и оснащенные более современной советской башней и 45-миллиметровой универсальной пушкой, а также истребители И-15 и И-16 конструкции Поликарпова находились на уровне лучших мировых образцов[2210]. Три дня спустя прибыли скоростные бомбардировщики СБ-2 конструкции Туполева, производство которых было полностью развернуто лишь в начале 1936 года; они принадлежали к самым мощным самолетам этого класса в мире[2211]. Глядя на эту технику, было легко забыть, что Советский Союз во многих отношениях оставался бедной страной: на октябрь 1936 года более 33 тысяч молодых командиров не были прикомандированы к тому или иному месту службы, им было негде жить[2212].

Советское руководство горело желанием увидеть немецкое и итальянское оружие в действии, равно как и испытать собственное оружие на поле боя. Тем не менее Ворошилов частным образом писал Сталину, что он «с болью в душе» отдает современные советские самолеты, пусть и по мировым рыночным ценам[2213].

Испанская Республика фактически не имела военной промышленности и даже в условиях советского промышленного содействия ей требовалось время, чтобы наладить производство собственных танков, бронеавтомобилей и самолетов[2214]. Советских советников особенно поражало то, что контролируемые анархистами заводы производили не самые необходимые виды вооружений, а самые прибыльные[2215]. Также советских представителей приводило в отчаяние отсутствие сплоченности в испанском правительстве. «Здесь нет единой службы безопасности, поскольку [республиканское] правительство не считает это очень нравственным, — докладывало испанское бюро НКВД по связям (15.10.1936). — По этой причине каждая [политическая] партия создала собственный аппарат безопасности. В состав нынешнего правительства входит много бывших полицейских с профашистскими настроениями. Нашу помощь вежливо принимают, но жизненно важная работа, необходимая для безопасности страны, саботируется»[2216]. Димитров и итальянский коммунист Пальмиро Тольятти призывали к созданию «антифашистского государства» и «демократии нового типа», имея в виду переход к социализму в советском смысле[2217]. Но Сталин выступал против даже закулисной советизации.

В открытом письме Ларго Кабальеро (также от 15 октября), напечатанном в советских и испанских газетах, Сталин похвалялся по поводу советской помощи, заявляя, что «рабочие СССР не более чем выполняют свой долг, оказывая испанским революционным массам ту помощь, на какую они способны»[2218]. Однако он проявлял немалое внимание к экономическим издержкам. Незадолго до этого советским властям стало известно об испанском золоте. Министр финансов республики Хуан Негрин вступил в переговоры с послом Розенбергом о передаче значительной части золотого запаса, оказавшегося в Картахене, в счет погашения текущих и будущих платежей. Розенберг ответил (15 октября), что на это дано принципиальное согласие[2219]. В условиях строжайшей секретности, в присутствии Негрина, говоривший по-английски агент НКВД Орлов, выдавая себя за представителя Федерального резерва США, организовал извлечение золота из пещер,