От лотка до молотка. Книга о торгах. История и практика проведения публичных торгов - Вальтер Ваганович Аваков

делились на тех, кто торговал в розницу, и тех, кто работал с мелким, средним и крупным оптом. Мелкий или средний оптовик сам продавал (развозил) товар по лавкам розничных торговцев или выгружал товар в свои лавки, и уже его приказчики продавали товар в розницу. Разница между торговцами всегда была огромна и показательна. Ибо, вне сомнения, никогда, ни в какую эпоху не было страны, где все торговцы находились бы на одном и том же уровне, были бы равны между собой и как бы взаимозаменяемы. Уже вестготское законодательство говорило о заморских купцах (negociatores transmarini), купцах особых, которые за морем торговали левантийскими предметами роскоши, — несомненно, это были еще те «сири» (Syri), что присутствовали на Западе уже в последние годы Римской империи. Неравенство между купцами делалось все более заметным в Европе после экономического пробуждения в XI в. Как только итальянские города вновь включились в левантийскую торговлю (т. е. торговлю со странами Леванта — Ближнего Востока), они столкнулись с формированием у себя класса крупных купцов, ставших вскоре верхушкой городского патрициата. И такая иерархия еще больше укрепилась по мере процветания всего купеческого сословия, чем были отмечены последующие столетия.

Все торговые сообщества немного раньше или немного позже создали подобные иерархии, нашедшие отражение в повседневном языке. В странах ислама «таджир» — это крупный импортер и экспортер, который, сидя дома, руководит агентами и комиссионерами. Он не имел ничего общего с «ханутщ» — лавочником на рынке. Когда монах-августинец Себестьян Манрике (Маэстре Манрике) побывал в индийской Агре, бывшей уже в 1640 г. громадным городом, то он написал в своих путевых заметках, что названием «содагор» (sodagor) обозначали того, «кого мы у себя в Испании назвали бы торговцем — mercader, но иные гордо именуют себя „катары“ (Katari) — самым почтенным званием среди тех, кто в сей стране занят торговым искусством, званием, каковое означает богатейшего купца с большим кредитом». В Западной Европе словарь отметил аналогичные различия. «Негоцианты» — это французские катары, хозяева товара. Это слово появилось в XVII в., но не вытеснило сразу уже привычные термины «оптовый купец» (marchand de gros, marchand grossier, magasinier), или попросту «оптовик» (grossier), или, в Лионе, «купец-буржуа» (marchand bourgeois). В Италии дистанция между розничным торговцем (mercante a taglio) и негоциантом (negoziante) была так же велика, как в Англии между торговцем (tradesman) и купцом (merchant), который в английских портах занимался только дальней торговлей, а в Германии — между лавочником (Kramer) и купцом (Kaufmann или Kaufherr).

Уже в 1456 г. в понимании Бенедетто Котрульи (итальянский купец XV в. и неаполитанский дипломат, автор книги «О торговле и совершенном купце» (1458 г.) и один из создателей бухгалтерии) занятия торговым искусством (mercatura) и заурядной розничной торговлей (mercanzia) разделяла целая пропасть. То были не просто слова, но явные социальные отличия, от которых страдали или которыми похвалялись. На вершине пирамиды — гордость тех, кто «понимал курс» и торговал деньгами, дальше уже было некуда (nec plus ultra). Яркий пример — презрение генуэзцев, владельцев ссудного капитала в Мадриде при Филиппе II, к любой торговле товарами, каковая, по их словам, была ремеслом «грошовых торгашей и людей более низкого состояния» («bezarioto et de gente piu bassa»), к торговцам (mercanti) и мелким людишкам. Двигаясь по торговой иерархии вниз, наблюдаем, что таким же было и презрение негоцианта к лавочнику. «Я вовсе не торговец-распространитель (читай: розничный торговец)! — воскликнул в 1679 г. крупный онфлёрский коммерсант Шарль Лион. — Я не торговец треской, я — комиссионер!» (работающий на комиссионных условиях и, следовательно, купец-оптовик). А на другом конце, у основания пирамиды — зависть, почти ярость. Разве не звучит горечь в словах того антверпенского венецианца, который в 1539 г., без сомнения, лишь наполовину преуспев в своих делах, поносил «людей из этих больших торговых компаний, основательно ненавидимых двором и еще более того — простым народом», людей, что «испытывают удовольствие, выставляя напоказ свое богатство»?

Великий французский историк Фернан Бродель так дополняет эту картину внутрисословного разделения торгового люда: «На нижних этажах иерархии копошилось множество разносчиков, уличных торговцев продовольствием с лотков, „странствующего рыночного народа“, как мы их называем (traveling market folks, as we call them), перекупщиков, лавочников, жалких коробейников, мелких зерноторговцев, ничтожных торгашей: любой язык дал бы богатый набор названий для этого торгового пролетариата. А сюда прибавлялись еще все профессии, порожденные торговым миром и в большой мере жившие за его счет: кассиры, бухгалтеры, аукционеры для крупных партий товара, комиссионеры, всевозможные посредники, возчики, моряки, курьеры, упаковщики, чернорабочие, носильщики… Когда грузо-пассажирское судно приходило в Париж, то еще до того, как оно коснется пристаней на Сене, с лодок перевозчиков выскакивала туча носильщиков и брала судно приступом. Торговый мир — это была вся эта совокупность людей со своей сплоченностью, своими противоречиями, своими цепями зависимости — от мелкого торгаша, бродившего по отдаленным деревням в поисках мешка пшеницы по дешевке, продолжая изящными или же невзрачными лавочниками, до владельцев городских складов — портовых буржуа, что снабжали продовольствием рыбацкие суда, парижских оптовиков и негоциантов Бордо… Все эти люди образовывали одно целое. Таким образом, торговое сообщество жило внутри того общества, которое его окружало».

Крупные оптовики, чтобы не подвергать риску свой товар в чужой стране (путем долгой продажи), всегда нанимали комиссионеров — местных купцов, которые продавали их товар за комиссию. Комиссионеры же были заинтересованы в быстрой продаже чужого товара, поэтому регулярно устраивали распродажи, но исключительно в виде торгов, которые давали им ряд неоспоримых преимуществ и гарантировали «приемку работ» со стороны заказчика — иностранного купца-оптовика. Во-первых, на торгах всегда присутствовало не только много мелко- и среднеоптовых покупателей, но и множество свидетелей, поскольку торги проводились публично. Во-вторых, на торгах устанавливалась справедливая на тот момент цена, что не позволяло хозяину товара впоследствии обвинить комиссионера в неудачной или малоприбыльной сделке (чтобы истребовать назад законное вознаграждение комиссионера). В-третьих, с каждой сделки, заключенной на торгах, комиссионер уплачивал налоги в местную казну, а это было уже прямым доказательством добросовестности комиссионера.

Но иногда комиссионеры могли выкинуть товар на рынок или устроить торги, чтобы подешевле его продать, причем исключительно с целью выдавить конкурентов с рынка. Отсюда и горькое разочарование двух турских шелкоторговцев, стакнувшихся с неким сицилийцем и прибывших в Мессину (Сицилия) с 400 000 ливров, чего, как они полагали, было достаточно, чтобы сломить генуэзскую монополию. Но в этом предприятии они потерпели неудачу, и генуэзцы, столь же проворные, как и голландцы, немедленно преподали им урок, поставив в Лион шелк по более низкой цене, нежели та, по которой купцы из Тура получали его в Мессине. Правда, если верить докладу одного комиссионера, относящемуся к 1701 г., в те времена лионцы, зачастую бывавшие комиссионерами генуэзских купцов, вступали с ними в сговор. Они делали это, чтобы повредить турским, парижским, руанским