Берлинская операция. Сборник воспоминаний - Василий Иванович Чуйков

Фронт должен был наносить главный удар силами пяти общевойсковых и двух танковых армий.

На правом крыле фронта, на главном направлении, планировалось создать на участке прорыва плотность не менее двухсот пятидесяти стволов на один километр, для чего фронт усиливался семью артиллерийскими дивизиями прорыва.

В центре силами двух армий нам предстояло нанести удар на Дрезден, также с выходом к Эльбе.

На левом крыле фронт должен был занимать оборону. Левофланговая 60-я армия Курочкина передавалась в состав 4-го Украинского фронта, действовавшего, если можно так выразиться, на чехословацком направлении.

Кроме этих основных, принципиальных решений – о направлении удара, о составе группировок, о плотности артиллерии, – в Ставке больше ничего не обсуждалось. Все, что связано с материально-техническим обеспечением операции, решалось в обычном порядке, без специального обсуждения. К тому же фронт имел все необходимое в достаточном количестве.

В целом задача 1-го Украинского фронта сводилась к следующему: наступая южнее Берлина и содействуя его взятию, рассечь фронт немецко-фашистских войск надвое и соединиться с американцами.

В ходе Берлинской операции дело сложилось так, что армии 1-го Украинского фронта не только содействовали взятию Берлина, но вместе с войсками 1-го Белорусского фронта непосредственно активно участвовали в его штурме.

Возникает вопрос: рисовалась ли в перспективе такая возможность во время утверждения плана Берлинской операции в Ставке, и если рисовалась, то кому и в какой мере?

Мои размышления того времени сводились к следующему.

По первоначальному проекту Берлин должен был брать 1-й Белорусский фронт. Однако правое крыло 1-го Украинского фронта, на котором сосредоточивалась главная ударная группировка, проходило в непосредственной близости от Берлина, южнее его. Кто мог тогда сказать, как будет развертываться операция, с какими неожиданностями мы столкнемся на разных направлениях и какие новые решения или коррективы к прежним решениям придется принимать по ходу дела?

Во всяком случае, я уже допускал такое стечение обстоятельств, когда при успешном продвижении войск правого крыла нашего фронта мы можем оказаться в выгодном положении для маневра и удара по Берлину с юга.

Высказывать эти соображения я считал преждевременным, хотя у меня сложилось впечатление, что и Сталин, тоже не говоря об этом заранее, допускал в перспективе такой вариант.

Это впечатление усилилось, когда, утверждая состав группировок и направление ударов, Сталин стал отмечать карандашом по карте разграничительную линию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами. В проекте директив эта линия шла через Люббен и далее, несколько южнее Берлина. Ведя эту линию карандашом, Сталин вдруг оборвал ее на городе Люббен, находившемся примерно в шестидесяти километрах к юго-востоку от Берлина. Оборвал и дальше не повел. Он ничего не сказал при этом, но, я думаю, и маршал Жуков тоже увидел в этом определенный смысл. Разграничительная линия была оборвана примерно там, куда мы должны были выйти к третьему дню операции. Далее (очевидно, смотря по обстановке) молчаливо предполагалась возможность проявления инициативы со стороны командования фронтов.

Для меня, во всяком случае, остановка разграничительной линии на Люббене означала, что стремительность прорыва, быстрота и маневренность действий на правом крыле нашего фронта могут впоследствии создать обстановку, при которой окажется выгодным наш удар с юга на Берлин.

Был ли в этом обрыве разграничительной линии на Люббене негласный призыв к соревнованию фронтов? Допускаю такую возможность. Во всяком случае, не исключаю ее. Это тем более можно допустить, если мысленно вернуться назад, к тому времени, и представить себе, чем тогда был для нас Берлин и какое страстное желание испытывали все, от солдата до генерала, увидеть этот город своими глазами, овладеть им силой своего оружия.

Разумеется, это было и моим страстным желанием. Не боюсь в этом признаться и сейчас. Было бы странно изображать себя в последние месяцы войны человеком, лишенным страстей. Напротив, все мы были тогда переполнены ими.

На определении разграничительной линии, собственно говоря, и закончилось планирование операции. Директивы Ставки были утверждены.

Кстати сказать, впоследствии в печати и в некоторых художественных фильмах, поставленных еще при жизни Сталина, была допущена историческая неточность. В эти дни в Ставку вызвали только нас с Жуковым, а маршал К.К. Рокоссовский, командовавший 2-м Белорусским фронтом, был в Ставке позднее – 6 апреля.

2-й Белорусский фронт участвовал в разгроме берлинской группировки на северном приморском направлении, тем самым активно способствуя захвату Берлина. Однако утверждение части плана Берлинской операции, относившейся к действиям 2-го Белорусского фронта, состоялось на несколько дней позже, уже в наше с Жуковым отсутствие.

…Я вылетел из Москвы на следующее утро после утверждения директив Ставки. Оставшиеся после совещания день и ночь ушли на то, чтобы завершить ряд неотложных дел, связанных с предстоящим наступлением и прежде всего касавшихся авиации, танков, боеприпасов, горючего и многого другого. Кроме того, я был занят еще некоторыми проблемами, связанными с предстоящей переброской к нам 31-й и 28-й армий. Внимания к этому требовали и сами масштабы переброски, и большие расстояния передислоцирования.

И маршал Жуков, и я – оба спешили и вылетели на фронт из Москвы, с Центрального аэродрома, с двухминутным интервалом. Теперь нам обоим предстояло, каждому на своем фронте, проводить ту часть Берлинской операции, которая была утверждена директивами Ставки.

Погода для полета была неблагоприятная. Над землей висели низкие апрельские туманы. Видимости никакой. Летели всю дорогу слепым полетом. К концу дня, когда уже, казалось, не оставалось надежды добраться засветло, летчик все-таки пробился сквозь туман и посадил самолет в районе Бреслау, невдалеке от командного пункта фронта.

Когда перед тобой ставится ответственнейшая и трудная задача и ты принимаешься размышлять над тем, как лучше решить ее, конечно, очень важно прежде всего трезво оценить, какие препятствия и трудности встретятся при этом.

Думал об этом и я, вернувшись на фронт. Думал об этом так же, как, наверно, думали и все другие – каждый на своем месте. Напряженно работал штаб фронта.

Цель Берлинской операции заключалась в уничтожении группировки немцев, действовавшей на берлинском стратегическом направлении. Советским войскам предстояло разгромить группу армий «Висла», основные силы группы армий «Центр», затем взять Берлин и, выйдя на Эльбу, соединиться с союзниками.

Выполнение этих задач, по нашим представлениям, лишило бы Германию возможности дальнейшего организованного сопротивления. Таким образом, конечный результат операции связывался с победоносным завершением войны в Европе.

Готовясь к проведению этой крупнейшей стратегической операции, следовало учитывать ряд особенностей, и прежде всего вероятную силу сопротивления врага. Гитлеровское командование сосредоточило против советских войск для обороны имперской столицы и подступов к ней крупные