Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Бессмертный полк» - Альманах Российский колокол

И доложите что да как,

И перед окнами пригнитесь,

Бежите, чай, не от собак!»

«Ты, Палыч, тоже не шуми.

Бодров, откуда вы бежите?»

«От дома, с левой стороны,

Мы прорываться, вы поймите!»

«Степан Иваныч, разрешите?

Курсант Игнатов, доложу!

Вот, от двора левей берите,

Правее немцы, покажу,

Мы прорывались ввосьмером.

Вот захватили пулемет,

Прорвались только впятером,

Да зацепило, но не в счет.

Осталось нам дворов так шесть,

Но танк чуть дальше впереди.

У нас одна граната есть,

Но нам к нему не подойти.

У танка рядом два костра,

Три мотоцикла и пехота —

Нам сил не хватит для броска,

Ну, если не прикроет кто-то!»

«Доклад хороший, молодец!

Пока, ребята, отдыхайте».

«Иваныч, а каков боец!»

«Все хороши, не унывайте!

А мы давай-ка выйдем, Палыч,

С тобой пошепчемся опять».

«Давай, я думаю, Иваныч,

К рассвету надо начинать».

«Согласен. Мы начнем к пяти,

И не темно, и не светло,

Должны успеть они пройти.

Я так хочу, чтоб повезло!»

Они зашли обратно в дом,

Курсанты молча отдыхали,

Устало окунувшись в сон,

И командиры задремали.

Сон на войне похож на счастье,

Он дарит радость и покой,

Какое б ни было ненастье,

Сон всё снимает как рукой.

Им ничего уже не снилось,

Они дремали в тишине,

Лишь просыпаться приходилось

И понимать, что на войне,

Так быстро шли минуты рая,

Но ад войны заставил встать.

«Встаем, встаем», – всех, собирая,

Он начал бодро поднимать.

«Отряд, построиться. Приказ.

Кольцо немецкое прорвать,

Пойдете сами в этот раз,

А мы вас будем прикрывать.

Из вас Игнатов будет старший,

Его приказы как мои,

К своим прорваться очень важно,

Теперь вперед, пора, пошли!»

«Ну что, Иваныч, бой последний,

Побольше их возьмем с собой!»

«Бери тех, слева, я соседний,

И танк останется за мной!»

Отряд курсантов за домами,

Пригнувшись, двигался вперед,

А в это время, слева, сзади

Бой завязался, бой идет.

Слышна стрельба, гранат разрывы

И крики паники слышны,

А эхо боя гонит в спины.

Минуты жизни так страшны,

Тут впереди бронемашина

И отделение солдат,

Граната брошена под шину,

В атаку сходу весь отряд.

Короткий бой – они прорвались.

В деревне бой еще идет,

Но вшестером они остались,

Игнатов за собой ведет.

В деревне бой затих внезапно,

Он, трижды раненный, лежал,

Враги подходят аккуратно,

Но он сквозь боль им простонал:

«Меня не взять, и не стремитесь,

Уйду я вслед за старшиной,

А вы нас все-таки боитесь!

Зачем пришли тогда с войной?»

Патрон последний, это небо,

И все, что дорого вокруг,

К себе он жалостливым не был,

Его не взяли на испуг.

Ильинский рубеж обороны

Рассвет. Туман осенний таял.

Командный пункт, в нем генерал:

«Удар серьезный будет? Знаем!» —

Кому-то в трубку отвечал.

Потом, закончив разговор,

К трем офицерам повернулся:

«Должны их выдержать напор,

Так, чтоб противник захлебнулся!

Кого отправили вперед,

Нам подарили эти дни,

Теперь пришел и наш черед,

А им поклон наш до земли!»

Туман рассвета исчезает,

Все на позициях стоят,

Никто из них еще не знает:

Собою подвиг сотворят,

Двенадцать дней Москву спасая.

Они познают ад земной,

Собой Отчизну закрывая,

Уйдут в последний жаркий бой!

Себя жалеть они не станут,

Мальчишки, восемнадцать лет!

Десятилетия пусть канут,

Для нас их подвиг словно свет!

Последний шаг. Януш Корчак

Выдающийся польский педагог, врач, писатель, Януш Корчак сделал свой последний шаг вместе с двумястами своими воспитанниками 6 августа 1942 года в газовую камеру концлагеря Треблинка. Настоящее его имя – Эрш Хенрик Гольдшмит, родился в еврейской семье, в Варшаве. Считаю, что мы не вправе забывать о тех, кто своими поступками, подвигами напоминают всем нам, что мы ЛЮДИ и должны оставаться ЛЮДЬМИ в любых обстоятельствах и в любое время, какие бы испытания нам ни выпадали.

Листаю жизни я страницы,

Хочу так многое успеть,

Их узнаю, и мне не спится,

Я знаю, должен их воспеть,

А подвиг этот режет душу,

Хоть совершен он не в бою,

Повествованье не нарушу,

Все вам в деталях опишу.

Война катилась по Европе,

Советы пятились к Москве,

И кто-то гиб в своем окопе,

Так смерть гуляла по земле.

Сорок второй, такое лето!

Вся Польша в лагерном дыму,

От туч фашистских нет просвета

И маска смерти ко всему,

Боялся каждый, чтоб евреем

Вдруг не признали: это смерть,

В душе надежду лишь имея,

Чтобы не лечь в земную твердь.

А он старался незаметно

В варшавском гетто их учить,

Жизнь в оккупации приметна,

Но даже там старались жить.

И «Дом сирот», детей еврейских,

Для них был точно отчий дом,

Все было просто, по-житейски,

А дальше – в горле горький ком.

Ему шептали: «Януш, слушай,

Твоих детей хотят забрать!»

И страх, конечно, резал душу,

Но он старался не дрожать.

Он продолжал дарить им чудо,

Чтобы не чувствовать войну,

Пусть на душе и было худо,

За взрослых чувствовал вину.

Они детей лишили детства,

Вселяя в души только страх,

И жизнь со смертью по соседству

Стирала краски жизни в прах,

А он, вокруг их собирая,

Сидел и сказки говорил,

Духовный подвиг совершая,

Обрывки детства им дарил.

Для всех двухсот детей еврейских