Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

выборы народных депутатов союзных республик (в том числе Российской Федерации), на которых системы ограничителей не было. В итоге в законодательную власть на союзном и республиканском уровнях попало много новых людей, настроенных на углубление преобразований и не придерживавшихся старых социалистических догм о недопустимости капитализма, конкуренции, рынка.

У нас нет точных данных, позволяющих судить о логике действий Горбачева и его ближайших соратников — в частности, о том, почему политические преобразования были осуществлены после экономических. Однако резонно предположить, что логика здесь имелась. Политическая реформа могла стать своеобразной реакцией на неудачу реформы экономической. Если бы в экономике все шло успешно, вряд ли Горбачеву понадобились бы рискованные политические изменения, которые в конечном счете вышли из-под его контроля и привели к утрате власти. Но в первые год-полтора Михаил Сергеевич власть не терял, а приобретал, несмотря на приход в ряды советской политической элиты большого числа народных депутатов из «низов». Политическая реформа существенно снижала роль старой советской партократии и увеличивала личную роль Горбачева. После выборов 1989 года он сохранил пост генерального секретаря, но одновременно с этим стал председателем Верховного Совета СССР, то есть получил легитимность уже не от партократии, а от реальных народных избранников. В начале 1990 года Горбачев сосредоточил в своих руках максимум власти, заняв пост президента СССР, никогда ранее не существовавший (фактически созданный специально под него).

Надо понимать, что человек, занимавший пост генерального секретаря ЦК КПСС, имел в постсталинский период существенно меньше личной власти, чем русские цари до революции или президенты России сейчас. Генсек был лишь первым среди равных в коллегиальном руководстве, которое осуществляло политбюро ЦК КПСС. Случай Никиты Хрущева, свергнутого с поста партийного лидера по решению Центрального комитета, показывает, что, если мнение вождя по какому-то важному вопросу расходилось с мнением большинства его соратников, существовала угроза внутрипартийного переворота. Таким образом, Горбачев, затевавший большие преобразования, все время должен был считаться с мнением своих соратников, и, если большинство из них было настроено консервативно, генсек не мог продвигать вперед реформы по тому сценарию, который ему виделся наиболее приемлемым. Призрак отправленного в отставку Хрущева наверняка стоял тогда перед его глазами.

Когда Горбачев стал одновременно партийным лидером и парламентским, он оказался относительно независим как от ЦК КПСС, так и от народных депутатов. Горбачев тогда еще был очень популярным лидером, и непопулярные партократы опасались, что он встанет на сторону «народа», бросив КПСС на произвол судьбы или даже объявив ее партией противников перестройки. В то же время народные депутаты опасались, что без поддержки генсека они утратят свое еще очень шаткое положение во власти. Ведь консерваторы по-прежнему руководили силовыми органами, что проявилось, кстати, во время путча августа 1991 года.

Таким образом, Горбачев, успешно сидевший на двух стульях (генсека и президента), мог какое-то время манипулировать и партократами, и депутатами. В конечном счете он проиграл, поскольку ближайшие соратники в августе 1991-го отстранили его от власти, но в 1990 году позиции Михаила Сергеевича еще были довольно сильны. И характерно, что практически сразу же, заняв президентский пост, он предпринял действия по дальнейшему углублению реформ, переведя их из разряда «совершенствование социализма» в разряд «построение рыночной экономики». Думается, это свидетельствовало о том, что за несколько лет пребывания у власти Горбачев сумел понять недостаточность преобразований, которые были начаты в 1987–1988 годах, но основная масса высокопоставленных партийных лидеров была при этом по-прежнему настроена весьма консервативно. Эти партаппаратчики не решались ломать фундаментальные принципы функционирования старой советской хозяйственной системы. Или, по крайней мере, опасались трудностей, которые сопровождали бы переход экономики из одного состояния в другое.

Для принятия решений об углублении преобразований Горбачев еще весной 1990 года распорядился готовить правительственный проект перехода к рынку. При этом многие народные депутаты уже не доверяли союзному правительству, дискредитировавшему себя неудачной экономической реформой конца 1980-х. Поэтому позднее, после республиканских выборов, когда Борис Ельцин возглавил Верховный Совет России, была сформирована совместная союзно-республиканская рабочая группа по подготовке проекта (альтернативного правительственному) перехода к рынку. В нее входил ряд авторитетных ученых старшего поколения, но наиболее важным членом этой группы и фактическим ее лидером оказался молодой экономист Григорий Явлинский (впоследствии ставший известным как создатель партии «Яблоко»). Разработанная под руководством Явлинского программа получила название «500 дней» и стала благодаря своему радикализму на некоторое время символом реформаторского движения в Советском Союзе.

Нет сомнения в том, что Горбачев понимал незавершенность экономических реформ и готовился к рыночным преобразованиям. В начале 1990 года он существенно улучшил качество своих экономических знаний. В самых общих чертах и правительственная программа реформ, и «500 дней» исходили из необходимости перехода к рынку, а не совершенствования социализма с его административной хозяйственной системой. Как Горбачеву, так и Ельцину подобный подход импонировал. Но правительственная программа скорее декларировала этот переход, чем реально его обеспечивала. Предполагалось, что в течение сравнительно долгого времени страна будет готовиться к преобразованиям (в частности, устраняя «денежный навес» путем осуществления финансовой стабилизации) и начнет их лишь тогда, когда реформы можно будет провести без особого ущерба для населения. Программа «500 дней» на подготовку к преобразованиям выделяла лишь первые 100 дней и указывала все конкретные сроки реформаторских действий так, чтобы преобразования нельзя было ни заболтать, ни бесконечно откладывать на потом в ожидании благоприятного момента. Думается, что программа «500 дней» в этом смысле отличалась большим реализмом, хотя, конечно, задачи подготовительных 100 дней выглядели почти фантастическими. Подготовить рыночные реформы так, чтобы они прошли безболезненно, было практически невозможно по причинам, о которых говорилось выше. Поэтому реалистичная программа преобразований должна была сосредоточиваться не столько на подготовке безболезненного перехода, сколько на конкретных реформаторских действиях, осуществляемых быстро и энергично. В этом смысле «500 дней» обещала, что при любых удачах и неудачах подготовительного периода реформы будут проведены примерно за полтора года, тогда как от правительственной программы конкретики уже мало кто ожидал.

В конечном счете Горбачев не пошел ни по пути реализации правительственной программы, ни по пути реализации стратегии «500 дней». По-видимому, он испугался последствий «шокотерапии» (хотя этот термин тогда еще не использовался), поскольку начало любых серьезных реформ было чревато шоком для населения страны. Был «принят к реализации» совершенно декларативный текст, обещавший в перспективе построение настоящей рыночной экономики, но не указывавший конкретных сроков проведения преобразований. Явлинский в ответ на это ушел в отставку с занимаемого им поста вице-премьера правительства России, Рыжков принудительно был отправлен в отставку с поста главы союзного правительства. Вплоть до августовского путча 1991 года Горбачев продолжал политическое маневрирование, видимо предполагая, что ему удастся укрепить