«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

Прибытие на Преображенскую площадь помощника московского градоначальника «немца» В.Ф. Модля еще больше накалило обстановку, и в полицию полетели палки и камни. Пытающийся выяснить обстоятельства, вызвавшие беспорядки, В.Ф. Модль был избит и в бессознательном состоянии доставлен в ближайший участок, а толпа приступила к разгрому торговых лавок. Необходимо отметить, что когда камнем был ранен находившийся рядом с В.Ф. Модлем полицмейстер Третьего отделения В.Н. Золотарев, в толпе раздались крики: «Это наш, русский, не бей!», и многие тут же высказали соболезнования в его адрес. Тяжелые ранения головы от брошенных камней получили околоточный надзиратель Войцик и находившийся в толпе мальчик, которого пришлось срочно отвезти в больницу. Приведенная к месту беспорядков воинская часть из ополченцев участия в усмирении толпы принимать не стала, так как «настроение ее в отношении буянов оказалось благожелательным», и были слышны крики: «Нас довольно бьют немцы, неужели мы из-за них будем еще стрелять в наших жен, сестер и братьев!». Однако и сама полиция к оружию не прибегала. Окруженный и избиваемый толпой 5 апреля 1915 г. полковник В.Ф. Модль запретил бывшему при нем городовому стрелять в его защиту[508].

Находившийся в это время в Петрограде и извещенный по телеграфу о случившемся главноначальствующий над Москвой градоначальник А.А. Адрианов обсудил произошедшее в Министерстве внутренних дел, 8 апреля возвратившись в Москву, он запретил чинам полиции употребление оружия во время беспорядков, «возникающих вследствие недостатка продуктов первой необходимости». 10 апреля генерал-майор А.А. Адрианов издал приказ по поводу погромов лавок в Пресне 8 и 9 апреля и распорядился объявить его всем нижним чинам полиции. В приказе указывалось, что беспорядки «носили хулиганский характер и не имели ничего общего с дороговизной пищевых продуктов, что они возникли по проискам немцев, цель которых – вызвать полицию на стрельбу». При этом высказывалась уверенность, что «полиция не поддастся на провокацию тупоголовых хулиганов». Подтверждая запрещение применять оружие, градоначальник рекомендовал пускать в ход нагайки «как единственную достойную их, хулиганов, меру воздействия». 10 же апреля на улицах Москвы было расклеено объявление главноначальствующего, в котором он напоминал населению о принятии мер по снижению цен на продукты первой необходимости и призвал сохранять полное спокойствие, ибо всякие беспорядки внутри государства, в особенности в сердце России – Москве, могут неблагоприятно отозваться на настроении армии и выгодны только врагу. В объявлении А.А. Адрианов также отметил хулиганский характер погромов, «как по составу толпы, так и по ее действиям, выразившимся в бросании в чиновников полиции камней и битых бутылок», и запретил какие-либо сборища на улицах. 14 апреля за подписью министра внутренних дел Н.А. Маклакова по поводу разгромов, «происходящих на почве вздорожания и недостатка съестных припасов», был издан секретный циркуляр, запрещающий применение оружия при подавлении таковых, так как это может вызвать у населения «сильнейшее раздражение против правительства и полиции и дать повод семьям лиц, призванных в ряды армии, обвинить власть в покровительстве богатым и пренебрежении судьбой рабочего люда»[509].

Кроме того, министр опасался, что солдаты в действующей армии будут возмущены применением оружия против их жен и матерей в тылу. Одновременно циркуляр предписывал предупреждать и прекращать беспорядки этого рода самыми решительными мерами. К вопросу о немецкой составляющей произошедших событий отметим, что после погромов 5 апреля 1915 г. помощник московского градоначальника полковник В.Ф. Модль, по сообщению некоторых газет со ссылкой на административные круги, переговорив с А.А. Адриановым, осознал, что в сложившихся условиях продолжать службу в Москве ему «неудобно». Он получил двухмесячный отпуск и на московскую службу более не вернулся, заняв в июле должность Керчь-Еникальского градоначальника. По высочайшему разрешению Владимир Францевич предусмотрительно принял фамилию «Марков» и отчество «Александрович».

Ф.Ф. Юсупов, к которому в начале мая от А.А. Адрианова перешли права главноначальствующего над городом Москвой, сразу же повел борьбу с волновавшим население немецким засильем. Так, он отдал распоряжение о высылке всех немцев, остававшихся в Москве, и о том, чтобы поименные списки таких лиц печатались в «Ведомостях градоначальства». Списки были напечатаны, но «в них почему-то были внесены и высланные ранее лица», что дало основание населению обвинить администрацию в обмане. Постепенно Москва превращалась в «вулкан политических страстей, настроений, конъюнктур и организаций, вулкан, пока еще не действующий, но глухое клокотание его уже слышно», – писал жандармский полковник В.Ф. Модль 6 мая [510].

А.П. Мартынов вспоминал, что «Москвой „правил“ тогда князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон. Оба они, и Адрианов в качестве градоначальника, и князь Юсупов в качестве главноначальствующего над Москвой, были удалены с должности после погрома». А.П. Мартынов считал Ф.Ф. Юсупова не готовым к своей должности и приводил в качестве примера, случай из первой встречи с ним. «Лакей подал чай. Прошло около получаса… Князь развертывает телеграмму, смотрит на нее в недоумении и вдруг, обращаясь ко мне, говорит раздраженно: „Не угодно ли, теперь я должен „протолкнуть” какой-то сахар! Черт его знает, как я его протолкну! Причем я тут!“. Я понял, что дело касается груза сахара, предназначенного в Москву, но застрявшего где-то на железной дороге из-за заторов, образовавшихся вследствие передвижения войск и военных припасов… „Вы думаете, что я тогда найду правильное решение?“ – спросил меня неожиданно князь. „Конечно!“ – уверил я главноначальствующего, но понял в эту минуту, что предо мной сидит „административное дитя“. „Ну, а с такой телеграммой как вы думаете поступить?“ – обратился ко мне князь, протягивая другую телеграмму. На этот раз вопрос шел о каких-то винных складах и их охране. Дело было, конечно, совсем не по моему ведомству. Я подсказал и вторую резолюцию. Так около часа я прочитывал телеграммы и давал князю различные советы. Главноначальствующий под конец повеселел, острил, шутил. Наконец я улучил минуту и для моего доклада и сам подсказал и резолюцию к нему»[511].

По мнению В.Ф. Джунковского, Ф.Ф. Юсупову удалось «подмять под себя» А.А. Адрианова. «16 февраля высочайшим приказом назначен был в Москву градоначальником генерал-майор А.А. Адрианов. Он окончил курс в Павловском военном училище в Петербурге, затем, прослушав курс в Военно-юридической академии, пошел по военно-судебному ведомству… Последнее время он был военным судьей в Петербурге. А.А. Адрианов был… незаметный работник, не блестящего ума, строгий законник, популярности не искал, работал честно и добросовестно, но так как он был чересчур кабинетный работник, то как градоначальник был слаб и нераспорядителен. Был очень хорошим семьянином… За время моего губернаторства у меня все время с Адриановым были отличные отношения,