Религия славян и её упадок (VI–XII вв.) - Генрик Ловмянский

избранность династии. Ср.: В. Kurbisowna. Wizerunki Piastow w opiniach dziejopisarskich // Piastowie w dziejach Polski. — Wroclaw etc., 1975. S. 198 n. Знаком избранничества sacrum отмечал, по мнению Галла, только некоторых членов династии. Определение членов династии как «domini naturales» (напр.: Gall 1, cap. 19. S. 43, 2, cap. 16. S. 81 и т. д.) свидетельствует об естественном характере этого института. К этой теме автор возвращается в статье: Polskie laudes regiae w Kronice Anonima // Cultus et cognitio (ks. pam. A. Gieysztora). — Warszawa, 1976. S. 299–311, приписывая хронисту прекрасный, но полностью идеализированный образ династии. Его основной мыслью, — пишет автор, — «является святость и достоинство монаршей власти польских domini naturales. Это относится одновременно к их божественному избранничеству, сакральному достоинству и совершенству наследников, которых не коснется ни неудача, ни моральное осуждение: они находятся в иной сфере, нежели простые смертные» (S. 303). Следует отдать должное хронисту, который, несмотря на свою склонность к преувеличениям, не ушел далеко от реальности. Есть в его Хронике и многочисленные слова критики в адрес королей и князей, в том числе и Кривоустого, которого он намеками упрекает в заносчивости (1, cap. 2), кочевом образе жизни (sicut Numida) и притеснении подданных (1, cap. 12). Хронист рисует довольно печальный образ военного ослабления и демографического упадка, а также обнищания Польши по сравнению со временами Храброго. «Божественное избранничество» он приписывает не всей династии, а только двум ее представителям — Храброму и Кривоустому. Обращает на себя внимание и то, что он даже не выделяет Храброго ни в связи с его коронацией, ни по причине «избранности династии». Хроника не проявляет ни малейшего энтузиазма по отношению к королевскому титулу, чему не будем удивляться. Политически активное население не приняло этого титула, с которым связывались немилые знати и рыцарству тенденции единовластия, но который, в силу известных обстоятельств, не влек за собой особые позиции на международной арене. Оба королевских эпизода кончились катастрофой. В Польше не было видимой цели писать laudes regiae.

862

Gall 1, cap. 9. S. 27. В другом месте (cap. 16. S. 36), хронист говорит, что Бог возвысил Болеслава над другими королями и князьями, поскольку тот полюбил Бога и был как отец для своего народа. J. Wolny. Z dziejow katechezy // DTKPol, 1/1974. S. 176 — автор указывает не некоторое влияние Псевдо-Киприана на характеристику Храброго у Галла, однако можно говорить о случайном совпадении, так как сходство (милость божья сошла с государя на подданных), по-видимому, связано с общей концепцией ответственности правителя за спасение подданных. Точно так же мнимые стилистические заимствования из Vita Caroli Magni Imp. Einharda (К. Maleczynski, в изд.: Gall. S. 64) столь незначительны, что смело можно не принимать их во внимание и объяснять случайным совпадением. Тематика (намного более широкая у Эйнгарда) и композиция (упорядоченная у Эйнгарда и хаотическая у Галла) обоих произведений различны и не дают оснований утверждать, как это нередко делают исследователи, о влиянии Эйнгарда на повествование Галла, и в частности, на описание двора и на характеристику Храброго, Maleczynski, 1. cit.; Т. Grudzmski, Ze studiow nad Kronika Galla // ZHist, 23/1–3,1957, изд. 1958. S. 11; cp.: Cz. Deptula, A. Witkowska. Wzorce ideowe zachowan ludzkich w 12 i 13 wieku // Polska dzielnicowa i zjednoczona. — Warszawa, 1972. S. 125. Причина этого заблуждения в том, что оба произведения имеют схожую биографическую тематику — жизнеописание великого монарха, отсюда вытекают аналогии в ситуациях, но в то же время в параллельных местах отсутствуют доказательства заимствования. Так, описание скромного стола императора с очень редкими пирами для многочисленных гостей (Einhardi. Vita Caroli Magni (ed. О. Holder-Egger). — Hannov, 1911, cap. 24. S. 28), резко отличается от описания ежедневного, изобильного и предназначенного для большого собрания пиршествующих стола Болеслава Храброго (Gall 1, cap. 14. S. 34); общим является упоминание о «venatores», но Галлу не нужно было черпать сведения о них у Эйнгарда. Точно так же принципиально отличаются между собой описания последних минут жизни обоих монархов. (Einhardi. Vita, cap. 30. S. 34; Gall 1, cap. 18. S. 36): у Эйнгарда появляется образ Людвига, а Галл, не упоминая о Мешко, вкладывает в уста Болеслава предсказания о будущей судьбе Польши. Было бы неверно предположить, что стереотипное замечание о том, что у ложа умирающего монарха собрались вельможи (в обоих произведениях: congregatis), попало к Галлу благодаря Эйнгарду. Не мог он заимствовать у Эйнгарда и основной черты правления Храброго — постоянного покровительства sacrum, с которым связаны существенные черты характера монарха и которые хронист почерпнул из агиографической литературы (см. выше). Можно сказать, что, следуя этому шаблону, Галл особенно подчеркивал (значительно больше, чем Эйнгард в жизнеописании Карла Великого) благосклонность Болеслава к церкви. В то же время он, в отличие от Эйнгарда, не стал говорить о щедрых подаяниях убогим. Впрочем, пользуясь агиографическим шаблоном, Галл не ставил перед собой задачу показать «святость» Болеслава и, без сомнения, следуя традиции, более внимания уделял его заслугам на ниве политической деятельности, см.: Gall деятельности, см.: Gall 1, cap. 11. S. 31): «Et cum sic esset Bolezlauus religiosus in divinis, multum tamen apparebat gloriosior in humanis. — И, хотя Болеслав был благочестив в делах божественных, он был гораздо славнее в делах человеческих». Возможно, это было эхо какой-то дискуссии с монахами.

863

Gall 1, cap. 12. S. 31.

864

Gall 1, cap. 9. S. 37.

865

Gall 1. cap. 7. S. 23.

866

Ср.: M. Plezia. Kronika Galla na tle historiografii 12 wieku. — Krakow, 1947. S. 65: Deptula, Witkowska. Op. cit. S. 124.

867

Gall 1, cap. 19. S. 43: «Que plaga creditor eo toti terre communiter evenisse, quia Gaudentius, sancti Adalberti frater et successor, occasione qua nescio, dicitor earn anathemate percussisse. — Верят, что эта напасть постигла сразу всю землю, поскольку Гауденций, брат и преемник святого Адальберта, говорят, неизвестно по какой причине наложил на нее проклятие». Версию об этом проклятии трудно считать вымыслом, как это делает Грудзинский (Т. Grudzinski. Ze studiow nad Kronika Galla // Zapiski Tow. Nauk w Toruniu 3, 1954 изд. 1955. S. 67). Я полагаю, что версия была эхом какого-то конфликта между Болеславом и Гауденцием, другое дело, что проклятие не должно было коснуться всей страны, а возможно, вообще не имело действия, если сохранилось воспоминание лишь об угрозе его произнесения. Ср.: сноску 840 s. f.

868

Так справедливый судья разрешил конфликт между Збигневом и Германом в