Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

на мессу, на проповедь или на исповедь не столько из любви к Богу, благочестия или для отпущения грехов, сколько для того, чтобы любоваться кем-то или чтобы тобою любовались и говорили: посмотрите, какая красивая девушка! Если тебе предстоит надеть на себя что-нибудь новое, и ты получаешь от этого большое удовольствие, и твоя душа занята этим не только днем, но и ночью настолько, что об облачении твоей души ты думаешь мало или вовсе не думаешь…»

Мы могли бы перечитать главы, посвященные рассмотрению семи основных пороков со множеством мельчайших подробностей, чтобы убедиться в том, что, как теперь, так и тогда, вечная борьба между добром и злом, добродетелью и пороком, грехом и прощением велась примерно в той же плоскости.

И все же о тысячах сверстниц Риты никто уже не помнит, а о ней до сих пор говорят, что «она начала с презрения к миру и лишила себя мирского тщеславия».

Более того, как добавляет биограф, когда родители настойчиво требовали от нее жить «в соответствии с положением и условиями семьи», девочка блестяще парировала, «что ее положение и условия были ничем иным, как служением Иисусу Христу, распятому и умершему за нее».

К счастью, в нашем распоряжении имеется рассказ, объясняющий, как могло случиться, что юная девушка чувствует такую непоколебимую и решительную связь с верой, которая ее подругам представляется чем-то неясным и неопределенным.

«Однажды наша блаженная Рита из Кашии находилась в церкви достопочтенных матерей святой Марии Магдалины, и в ее памяти запечатлелись такие святые слова: «Ego sum Via Veritas et Vita» (лат.) («Я есмь Путь, Правда и Жизнь»). Они произвели на нее такое впечатление, что с того часа она пламенно возлюбила Иисуса и начала служить Ему… Отныне она могла изливать свою душу только Ему, жить только для Него, ходить только с Ним, общаться с другими только через Него… Поэтому она обняла и крепко прижала к себе своего обожаемого Иисуса».

Таким образом, духовный путь Риты начался именно с чуда евангелического слова, услышанного во всей глубине и емкости, и этому слову она решила дать плоть, свою плоть. Действительно, «слово, превратившееся в плоть» может быть услышано лишь теми, кто намерен воплотить это слово в свое существование.

Поэтому биограф делает мудрый комментарий, подчеркивая результат такой взаимосвязи: с одной стороны, Рита «всем сердцем посвятила себя Иисусу Христу», а с другой — она была Им «беззаветнейшим образом любима».

Логическим следствием этого было то, что девушка почувствовала желание посвятить себя Богу и остаться в том самом затворническом монастыре, где услышала решающее и чарующее слово. Однако, согласно тогдашним законам, судьбу девушки определяла воля родителей, и Рита была вынуждена выйти замуж за человека, предназначенного ей в мужья.

Некоторые летописцы утверждали, что ее выдали за молодого человека «весьма суровых нравов», кто-то его описывает и впрямь как «человека очень жестокого». В документе канонизации принимается вторая версия и делается вывод, что судьба ей послала «муку, а не мужа».

Возможно, прав более сдержанный летописец, который описывает его как «молодого человека, расположенного к людям, но вспыльчивого», то есть с добрым нравом, но попавшим в какую-то историю, которая ожесточила его и сделала строптивым.

И здесь мы считаем необходимым немного остановиться на социальном и политическом положении Кашии того времени.

В одном из документов того времени Кашия определяется как «край, полный пристрастности и мести»: гвельфы против гибеллинов, произвол дворян и буржуазии в отношении плебеев, ссоры и месть между семьями, народные восстания, конфликты между городами и деревнями, потасовки между сектами, политические преступления. Самым худшим было то, что всякое насилие распространялось, словно масляное пятно, по принципу цепной реакции: ненависть вынашивалась из поколения в поколение, затягивая и родственников, и соседей, кровь требовала крови, месть могла настигнуть обидчика даже спустя несколько десятилетий.

«В этом городе царит один порок: когда кто-нибудь совершал оскорбительный поступок, сейчас же все родственники-мужчины вовлекались в месть», — так писал летописец того времени.

Положение было таким серьезным, что законы Кашии грозили жестокой карой всякому, кто только упомянет убитого родственника, «вплоть до четвертого поколения». А если в этом была замешана женщина или вопрос чести, ревность была так абсурдна, а месть так жестока, что, например, отец, выдав замуж дочь, опасался поздороваться с ней при встрече на улице. А когда оскорбление был уже нанесено и кровь пролита, оставалось только два пути: судебный процесс, разжигающий и усугубляющий ненависть, либо содействие «миротворцев» — это был настоящий общественный институт того времени. «Миротворцы» до и вне уголовных процедур пытались убедить обе стороны подписать официальный документ о примирении, законность которого признавалась, согласно гражданскому праву. Иногда на то, чтобы достичь примирения, уходили годы. В случае убийства соглашение оставалось секретным, чтобы виновные не попали в руки правосудия, однако его могли обнародовать в случае нарушения какой-либо из сторон подписанного соглашения о мире. Но часто такие примирения носили лишь стратегический характер, ибо подписывались для накопления сил, чтобы продолжить месть и вырвать с корнем не только врага, но и его потомков, «его семя».

Я счел необходимым сделать это отступление, чтобы мы увидели в Рите не просто христианскую девушку с духовными порывами, и даже не молодую супругу, состоящую в неудачном браке, а жену и мать, похожую на стольких своих современниц, плачущих из-за семейных трагедий, оплакивающих безжалостно убитых мужей.

Муж Риты Паоло Манчини был убит, попав в засаду, это произошло, вероятно, в 1401 году. Может быть, убийство было совершено по ошибке, может быть, он погиб во время народного восстания против городских властей, вспыхнувшего в том же году.

У Риты было два сына, кажется, близнецы, которым тогда было около четырнадцати лет. Горе, связанное со смертью любимого человека (тем более, что Рите удалось изменить его характер, сделать его мягким и любящим), усугублялось мыслью о кровной мести, которая должна была развязаться.

В старинной биографии Риты мы читаем, что она «молила Бога за убийцу, подчиняясь святому Божественному завету и вспоминая о своем Господе, который на кресте простил Своих палачей, а также просил и увещевал, как мог, Своих детей простить и снести оскорбление ради любви к Богу».

И, действительно, эта смерть и эта беда не были еще самыми большими мучениями: Рита хорошо знала свою землю и свой народ. Она знала, что начиналась кровавая драма, последствия которой невозможно было отвратить. Конечно, было трудно умолить сыновей простить смерть отца и почти невозможно было переубедить общество, которое настаивало на расплате и требовало возмездия.

Семьи, связанные родством с убитым (а известно, что