«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев

С его отъездом на родину вызволение супругов «Руэгг» из тюрьмы было возложено на секретарь Дальбюро ИККИ Артура Эверта. 8 апреля он направил доклад в Исполком Коминтерна, в котором, в частности, отмечал:

«…3. Состояние Руэгга и его жены хорошее. Однако все обещания, которые давали различнейшие субъекты из Гоминьдана, намеревавшиеся добиваться их освобождения, остались покуда безрезультатными. Подробности вы узнаете из сообщения редактора „Чайна форум“ (Айзакс. – Авт.)».

Очередная вспышка активности в вопросе освобождения «Руэггов» произошла лишь спустя два года. К этому времени Рудник очередной раз объявил голодовку. Из протокола заседания Политкомиссии Политсекретариата ИККИ от 21 марта 1935 г.:

«Слушали: 31. (7225). – О кампании за освобождение тт. Руэгг.

Постановили: 31 – Возобновить кампанию за освобождение тт. Руэгг без разъяснения мотивов их голодовки. Оставить открытым вопрос о поездке ребёнка тт. Руэгг в Советский Союз и поручить тт. Мифу, Абрамову и Ван Мину решить вопрос о его местопребывании в Китае.

Секретарь ИККИ: Пятницкий».

Супруги «Руэгг» (Рудник и его жена, Моисеенко-Великая) оставались в тюрьме № 1 Цзянсу в Нанкине в течение последующих нескольких лет. 21 августа 1937 г. в связи с японскими бомбардировками города «Руэгги» были выпущены из тюрьмы, якобы под поручительство. Однако подлинная причина их освобождения заключалась в формировании в Китае единого национального антияпонского фронта. Но на этот раз «Руэгги» уже были основательно забыты, и судьба их уже, похоже, никого не волновала. Не найдя поручителя, «Руэгги» спустя две недели сбежали в Шанхай, где жили в изоляции, изыскивая возможность вернуться на родину.

В 1938 г. полиция французского сеттльмента неожиданно напала на их след в одном из книжных магазинов. Сун Цинлин помогла «Руэггам» установить контакт с советским консульством в Шанхае, через которое они направили письмо в Коминтерн Георгию Димитрову (И. А. Пятницкий, основной инициатор кампании по освобождению «Руэггов», к тому времени был репрессирован) с просьбой оказать содействие в выезде из Китая. Прошло почти два года, прежде чем 25 июля 1939 г. Рудник и его жена, Моисеенко-Великая, покинули Китай и вернулись в СССР. В СССР Рудник работал в Московском институте востоковедения, служил в Красной армии (1941–1943), затем работа в Красном Кресте и преподавание в МГИМО. «Это был необычайно тихий, скромный человек, – оставила свидетельство одна из его коллег. – Ходили слухи, что когда-то ему пришлось сидеть в китайской тюрьме, но прямых вопросов на этот счёт ему никто, разумеется, не задавал. Глаза его светились, когда он брал в руки китайские книги, а в разговоре он, случалось, поражал собеседников знанием тонкостей английского языка». Полная противоположность тому горячему и темпераментному Руднику, каким его знали в Вене в 1925 г. Умер он в 1963 г.

В марте 1933 г. представитель Исполкома Коминтерна в Китае, секретарь Дальбюро ИККИ в Шанхае Артур Эверт обращался к «дорогому Михаилу» – Пятницкому с просьбой, которая требовала скорейшего рассмотрения. «У меня безотлагательная просьба, – писал он члену Политкомиссии Политсекретариата ИККИ Пятницкому, – при подборе каждого представителя окажите Ваше влияние на то, чтобы сюда направлялись товарищи с опытом работы в нелегальных условиях или достаточно проверенные. И это касается в меньшей степени владения техникой, чем умения человека не терять головы, не трусить и не проявлять в этой ситуации неосторожности. Я Вам пишу об этом потому, что мы уже имели опыт с Дюпоном (Дж. Кларк. – Авт.)».

Рамзай уехал, а ситуация с подбором кадров Коминтерна для нелегальной работы в Шанхае не изменилась. Результат – предпосылки к очередным провалам, и в первую очередь, среди китайских коммунистов.

В июне произошло событие, имевшее прямое отношение к Смедли, которое могло быть чревато серьёзными последствиями – послужить причиной очередного провала.

«В начале июня бывший секретарь Агнесы (Агнессы, как вариант в переписке. – Авт.) Фэн перебежал к фашистам (синеблузникам), предал свою жену и своего друга – пролет[арского] писателя. Судьба последних двух неизвестна, – докладывал 13 июня 1933 года Римм. – Сам Фэн болтает всё о своём прошлом и знакомствах. Он знает Чэнь, Сяо, Цай и Суна. Чэнь в безопасности, Сяо и Цай он знает как работников по Кантону. Последние проживают в Шанхае под другими фамилиями. Есть опасность встречаться на улице. Суна, квартиру которого он знал, перевели в другой район.

Нанкинской полиции известно, что Агнеса выехала в Центр. № 199. Пауль».

«II отд. Значит, Агнесса уже негодна для Востока. Не провалил он также и Рамзая? Нужно спросить Агнессу», – распорядился 14 июня Берзин.

«По словам Агнессы, Фэн знает всех названных Вами за исключением Суна. Особенно опасается за Чэнь и Цай. Обезопасьте их», – распорядился Давыдов в телеграмме, направленной в Шанхай 17 июня 1933 г.

А 19 июня Агнес Смедли, которая находилась в Москве, представила развёрнутую записку о «моих отношениях с моим бывшим секретарём Фэн Минъю, который теперь стал фашистом и предал свою жену, известную писательницу Тин Лин и своего друга левого писателя Фэн Цзифэна». Причина того, что Фэн Минъю знал многих людей «из нашего отдела», работавших в Шанхае, по словам Смедли, заключалась в том, что он знал их ещё до того, как произошла встреча Агнес с Рихардом Зорге и она «начала сотрудничать с нашим отделом, и до того, как некоторые из китайских товарищей стали работать на нас».

Знакомство Агнес Смедли с Фэном состоялось в середине 1929 г., когда она впервые приехала в Шанхай и зашла в китайский фотомагазин, чтобы сдать на проявку и печать свою плёнку. Служащим этого магазина и был Фэн Минъю. Однажды Смедли попросила его сфотографировать несколько уничтоженных коммунистических журналов, и Фэн, обратив внимание на интерес Смедли к подобным вещам, передал ей несколько своих экземпляров коммунистической прессы. «До того он добровольно собирал для меня много сведений, – отмечала Агнес, – и я узнала, что он имеет связь с лицами, работающими в коммунистической партии, и что его близким другом был личный секретарь Лу Сина, известный старый писатель и лидер Лиги Левых Писателей. Этим другом был левый писатель Фэн Цзифэн».

Смедли, по её словам, обратилась за помощью к Цай, которая «была членом компартии и вместе со своим мужем была одним из основателей Китайской Лиги Левых Писателей, левых учёных, левой культурной федерации и т. д.». Агнес попросила Цай встретиться с Фэн Минъю и поговорить с ним, чтобы составить о нём мнение. Впоследствии Цай с мужем стали близкими друзьями Фэна и принимали деятельное участие в его развитии и самообразовании.

Однажды Смедли попросила Фэна достать ей через его магазин «фотографии из „Норт Чайна Дейли Ньюс“ о захвате тайной коммунистической типографии в Шанхае». Фэн от имени своего магазина обратился в редакцию газеты и попросил копии.