Год на Севере - Сергей Васильевич Максимов

Никола Чудотворец на погосте и при ней черный поп Андреян... А се угодья Усть-Цылемския волости жильцов, по реке Печоре рыбные ловли и тони и речки и сторонния, которые устья падут в реку Печору... и всего 14 тонь да 6 речек. А ловят на всех на тех тонях красную рыбу семгу, а в речках ловят белую да бобры бьют[67] всею Усть-Цылемскою волостью жильцы. А владеют они волостные люди во всяких угодьях двумя долями, а третьего долею во всех угодьях владеют тутошные слободчики Иванко Ластка... Да в той же Цылемской слободке хлебные пашенки позади дворов их в капустных огородишках их же новые розчисти всей волости пашенки пять четей и они те пашенки в иной год пашут, а в иной и не пашут, потому что морозом убивает; да их новые розчисти, а на тех розчистях косят они сено. А давали они преж сего царю и великому князю в казну с тое пашенки и сенных покосов по тому, как было преж сего, по рублю московскому на год. А разводити им тот оброк промеж себя самим по своей пашне и по сенным покосам, кто сколько пашет». В начале нынешнего столетия домов считалось в Усть-Цыльме уже 120, а жителей 417 душ; церквей 2, обе деревянные, из которых одна, построенная в 1752 году, обветшала, другая, новая, построена в 1853 году.

По преданию, обе церкви и дома жителей были ближе к Печоре, но случился пожар, — и первая церковь, просуществовав около 200 лет, сгорела вместе с деревней. Хотели ставить храм на старом месте, но образ Спаса, принесенный сюда Ласткой и товарищем его Власом, сам собой переходил на новое место. После нескольких попыток возвратить на старое место, принуждены были остановиться на избранном им самим, новом месте. Скоро и все поселение перешло сюда, а старое размыло и унесло напором Печоры, — остался на память небольшой холм. Новая церковь построена точно также с соблюдением того архитектурного приема, который затребован самой жизнью и указан прежними обычаями. Окна в церкви и на паперти прорублены только с южной стороны; с северной, откуда налетают злые студеные силы, оставлено небольшое, всего не больше четверти, квадратное оконце. Явленная икона угодника Николы (вершков шести длины) украшена серебряной ризой со стразами: всякий, плывущий сверху, молится здесь и жертвует.

Вот все, что можно было узнать про прошедшее и отчасти настоящее Усть-Цыльмы по древним памятникам, актам и книгам, а в настоящем... Так называемая отводная квартира — комната, оклеенная, к удивлению, обоями, хотя и дешевенькими и старенькими, вроде тех, какими оклеиваются станционные комнаты в дальней России, на больших трактах. Крашеный стол с побелевшей доской, выскобленный хлопотуньей хозяйкой по излишней чистоплотности, кровать двуспальная с ситцевыми занавесками: по всем признакам, квартира передо мной, только что опростанная хозяевами. В углу печь огромная и на этот раз до того натопленная, что в комнате было невыносимо душно. Передо мной сам хозяин, успевший уже расспросить меня: кто я, зачем и откуда.

Все дома усть-цылемские плохо срублены, неискусно слажены и потому большей частью холодны, и в морозы требуют усиленной топки дешевыми дровами.

К тому же избы эти переполнены черными тараканами, прусаками.

— Да теперь на них лекарство придумано, — объясняет хозяин, — растворим окно, остудим печи, двери распахнем, сами к суседам переберемся — вымораживаем дня два-три. В досельные годы, при Грозном-царе, когда этот черный таракан на Руси появился, не знали что с ним делать, — боялись. В одном месте по л деревни, сказывают, сожгли от них. В другом целую деревню спалили, чтобы зверя этого истребить.

Пригласил я хозяина чаю напиться — не отказался, но, взявши чашку и перекрестившись, оговорился:

— У нас эдакие вот есть, что с тобой из одной чашки не станут пить и есть...

— Отчего же?

— Вера, значит, такая. И в кабак идет со своей чашкой. Не люблю я этого!..

— Сам-то ты старовер?

— Старой веры, что таиться, старой веры! Да я только старым крестом крещусь — истинным, значит, да в церковь не хожу, по батюшкину по завету, а то ничего. У нас, почесть, все так, все селение.

— Какого же вы толка?

— Да ты нешто по этому делу приехал? Так я к тебе такого человека приведу: он тебе все скажет, а я говорить не умею. Пойдем теперь, я те селение наше покажу, да и от собак обороню. Много же их у нас в селенье: по осеням-то нас волки обижают, забегают с Печоры, так противу них!..

Пошли. Перед глазами ряд домов без порядка и симметрии: один нахально выступил вперед и сузил улицу, другой робко спрятался за него, закрывшись каким-то сараем и обернувшись главным фасом своим совсем задом к соседу. Дома эти все двухэтажные: у верхнего приделаны балконы, у окон ставни расписанные, размалеванные по всей прихоти доморощенных вкуса и воображения; у каждого на крыше по шесту с флюгаркой,которую часто заменяет простая крашенинная тряпка, голик, палка. Все дома, при общем взгляде, на них, как будто сейчас сползли с соседней горы и наперерыв друг перед другом стараются быть поближе к реке Печоре. Печора привольно раскинулась перед селением версты на полторы в ширину. Шли мы долго, и селению, кажется, конца нет.

— Длинна же ваша Усть-Цыльма! — обратился я к проводнику-хозяину.

— Живет-таки. Семь верст из конца-то в конец считаем. Пустырей уж очень много при болотах, вишь, выстроились, проталинки такие по сю пору видны. Вон, гляди, какой пустырь!

Перед нами площадка, в одном конце которой, на пригорке, новая церковь, справа недурное (сравнительно) здание с надписью «Сельская расправа», подле — кабак. У кабака куча народу, обратившегося в нашу сторону с изумленными и недоумевающими лицами. Один отошел в нашу сторону, хозяин приотстал.

До слуха моего донеслось следующее:

— Начальник?

— Начальник.

— Какой?

— Большой, из самого из Петенбурха.

— По нас?

— Кажись...

Еще несколько слов, которых уже нельзя было расслышать.

На обратном пути к дому, весь народ, стоявший у кабака, значительно увеличившийся в количестве (сколько мог я это заметить), снял шапки. Хозяин опять отстал, пославши вдогонку за мной парнишку, вероятно, с прежней целью — отгонять от меня собак, и пришел в мою комнату, уже час спустя, с поклоном, умоляющим видом и вопросом:

— Не вытолкаешь ты меня в шею?

— Чего ты это, бог с тобой! Милости прошу, садись, потолкуем!

— Я не за тем...