Евреи ислама - Бернард Льюис

злонамеренности, он заявляет, что правонарушитель не может рассматриваться как рецидивист «только по слову одного или двух лиц». Рецидив правонарушения должен быть доведен до сведения властей «незаинтересованными мусульманами»; он использует термин бигараз, что можно перевести как «без гнева и пристрастия». «Когда становится очевидным, что это привычное действие, преступник может быть предан смерти». В противном случае «строгой порки и длительного заключения достаточно». Предписывая смерть преступнику, порочащему или принижающему Пророка, Эбуссууд точно так же вносит оговорку, что это применимо, если преступление является публичным и демонстративным, и что неверный не считается виновным лишь на основании того, что высказал «содержание своего неверия», то есть отрицание пророческой миссии Мухаммеда. С этими оговорками зимми, который публично оскорбляет Пророка, должен быть предан смерти, поскольку «не для того даровали мы ему зимму»{50}.

Некоторые искатели мученичества воистину достигли цели своих желаний таким образом. Часто преступниками были сумасшедшие или пьяные; иногда обвинение и наказание могли быть вызваны политической конъюнктурой, общественным давлением или даже частной местью. В целом преследования и суды за это преступление не были штатным явлением, но время от времени они имели место вплоть до XIX века, и страх осуждения, вероятно, играл большую роль в указании зимми на их место. Эдвард Лейн, живший в Египте с 1833 по 1835 год, отмечая улучшения в положении евреев Египта под правлением Мухаммеда Али, отметил: «Сейчас их менее угнетают; но все же они почти никогда не смеют произнести ни слова о тех правонарушениях, когда их несправедливо клянут или бьют арабские или турецкие подонки; немало евреев было казнено по ложному и злонамеренному обвинению в хулении Корана или Пророка»{51}.

Известный случай произошел в 1857 году в Тунисе. Еврей весьма скромного положения по имени Бату Сфез был обвинен в оскорблении ислама в состоянии алкогольного опьянения. Если бы его судили по ханафитскому закону, а в то время ханафитский мазхаб был в Тунисе государственным, приговор был бы не слишком суров. Правитель же вместо этого принял исключительные меры, чтобы направить дело в гораздо более строгий маликитский суд, что гарантировало смертный приговор. По мнению наблюдателей того времени, причина состояла в том, что недавно правитель казнил мусульманского солдата за ограбление и убийство еврея. Таким образом, казнь еврейского преступника рассматривалась как необходимая демонстрация беспристрастия{52}. Хотя уголовного преследования за это преступление в большинстве случаев сейчас нет, критика или даже обсуждение ислама немусульманами остается темой весьма чувствительной.

Шииты в Иране были еще нетерпимее, чем их суннитские современники в Османской империи. Изгнание, насильственное обращение и массовые убийства — все три эти явления в суннитских краях были редкостью, а в Иране вплоть до XIX века — характерными чертами повседневности. Западные путешественники часто отмечали жалкое и убогое положение шахских подданных-немусульман. В целом показательно, что, за поразительным исключением Испании и Аравии, исламские режимы были толерантнее в центре, чем на периферии, становясь тем репрессивнее, чем дальше они располагались от сердцевины исламской цивилизации. Немусульманам обычно было легче в Египте или Турции, Сирии или Ираке, чем в Северной Африке и Центральной Азии.

Возможно, самым ярким свидетельством восприятия зимми как низших и бесправных является риторическая демонстрация их в качестве примера дискриминации и неполноценности. Шиитский автор обвинил халифа ‛Умара в дискриминации неарабских мусульман в браке; ограничивая их права по сравнению с правами мусульман-арабов, он обращается с ними «как с евреями или христианами»{53}. Сирийский историк, отмечая, что североафриканцы, завоевавшие Египет в X веке, пренебрежительно относились к солдатам восточного (не североафриканского) происхождения, заметил, что «наши братья из стран Востока среди них стали подобны зимми среди мусульман»{54}. Дамасский хроникер XVIII века, записывающий арест и грубое обращение янычаров с неким мусульманином шарифом, потомком Пророка, прокомментировал, что с ним обращались «как с каким-нибудь евреем…»{55}. Такое же восприятие отражено в общей формуле клятвы: «[если мои слова неправда], то пусть я стану евреем …».

Наряду с отрицательной стороной есть и положительная. Отношения между этими общинами и мусульманским государством регулируются особым законом, зиммой, и рассматриваются как договор. Коран и хадисы[25] решительно настаивают на святости договоров и на необходимости уважать жизнь и имущество тех лиц и групп, называемых муахад, с которыми заключен договор (‛ахд). По крайней мере, некоторые ранние юристы рассматривали зимму как форму договора, подпадающего под эти предписания. Показательно письмо, приписываемое знаменитому сирийскому арабскому правоведу аль-Аузаи (ум. 774). Арабский наместник Ливана подавил бунт христиан, а аль-Аузаи обвинил его в неизбирательной жесткости: наместник, по его словам, изгнал с горы Ливан зимми, которые не участвовали в восстании: «Ты убил одних и отправил других обратно в их деревни. Как ты можешь наказывать многих за грехи немногих и лишать их жилища и имущества, когда Бог постановил: „Что каждая душа приобретает, то остается на ней, и не понесет носящая ношу другой“» (Коран, 6:164). Лучший совет для соблюдения и следования — это совет Пророка … который сказал: «Если кто-то угнетает муахада и обременяет его сверх его возможностей, то я сам буду его обвинителем [в день суда]» {56}.

В этом контексте термин муахад явно включает зимми. В более поздних трудах договорному и двустороннему характеру зиммы придается меньшее значение. Зимма скорее рассматривается как уступка, предоставляемая мусульманским государством подвластной ему общности. Но и в этом качестве она по-прежнему является частью священного закона ислама и должна уважаться и защищаться истинным мусульманином. Священный закон придал последователям этих религий определенный статус. Поэтому они имеют на него право в соответствии с Божьим законом.

Закон запрещает им подниматься над этим статусом, но он также запрещает мусульманам третировать их ниже него, и время от времени этот принцип недвусмысленно подтверждался. Рассказывают, что в начале XI века фатимидский халиф Аз-Захир Биллах

издал указ <…> который был зачитан перед народом, выражающий его благие намерения по отношению ко всем и подтверждающий, что все лица, которым доверена власть на службе государства и в отправлении правосудия, должны основываться на том, что истинно, добиваться справедливости во всем, с чем они имеют дело и что их касается, защищать мирных и честных и преследовать беззаконников и нарушителей спокойствия. Он также сказал, что слышал об опасениях среди людей защищаемых религий, христиан и евреев, что их вынудят перейти в ислам, и об их негодовании по этому поводу, поскольку не должно быть никакого принуждения в религии (Коран, 2:256). Он сказал, что они должны устранить