Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2019 - Коллектив авторов

пишу твоё имя…»

на залитом солнцем песке я пишу твоё имя

волна его смывает и шёпотом передаёт волне и ветру

и оно звучит в бессонных кронах и траве

и птицы на все лады его повторяют

и до сих пор в их щебете я слышу

твой переливчатый счастливый смех

и кажется опять бегу тебе навстречу

сырой земли не чуя под собой

Последний автобус

в ночном холодном свете фонаря

твоё лицо так призрачно так бледно

снежинки тают на ресницах

будто слёзы дрожат в глазах

и на снегу искристом

как Млечный Путь

на миг сливаются две наши тени

Я хотел рассказать…

Я хотел рассказать тебе

о старой яблоне,

которая росла во дворе моего детства.

В общем-то, ничего особенного —

обычная яблоня

в обычном московском дворе.

Правда, тогда она не казалась такой старой.

Я помню её весной,

всю в цвету.

Мама подвела меня к ней и сказала:

«Это яблоня, её посадил твой дедушка».

Помню, как захотелось погладить изогнутый ствол,

но я не решился.

До сих пор не умею открыто выражать свои чувства.

Помню: яблоки были кислые.

Мальчишкой я залезал на дерево,

тряс узловатые ветки,

и маленькие зелёные яблоки с гулким стуком падали в траву.

Они холодили ладонь,

весело хрустели на зубах

и зло щипали язык.

Несколько яблок на самом верху

держались до заморозков,

и мы с друзьями спорили —

какое из них оторвётся первым.

Я редко угадывал.

Зимой яблоня стояла такая беззащитная,

словно заблудилась в городе.

Но под Новый год оживала,

когда мы с соседями наряжали её вместо ёлки.

Картонные лошадки, солдатики, звёздочки

сиротливо висели на голых ветвях до самой оттепели.

Не знаю, почему мне захотелось рассказать тебе об этом.

Наверное, потому, что яблоню побило морозом,

и, глядя на её сухие скрюченные ветки,

бессильно протянутые к небу,

кажется, что в мир навсегда пришла осень,

и потому, что жизнь так быстротечна:

ещё немного – и никто не узнает,

что во дворе моего детства росла одна старая яблоня…

И ещё потому, что уже глубокая ночь,

и ты давно спишь,

и лунные блики на твоём лице

так похожи на облетевшие лепестки.

«что это…»

что это

солнечный луч

соломинка

первая проседь

в твоих распущенных волосах

«Этой осени остров необитаем…»

   Этой осени остров необитаем.

   Как подам весть о себе?

   На каждом опавшем листке имя читаю твоё.

   Берёзовый, тополиный, кленовый —

   запечатать в бутылку и бросить в море…

   Но море так далеко,

   у бутылки отколото горлышко,

   и ветер, играя, уносит листву.

Одно счастливое лето

Мы тогда жили с тобой в одиноком домишке у леса.

Наш мир населяли простые и ясные звуки:

скрип деревьев и шёпот листвы,

знойный стрёкот, гуденье, жужжанье,

долгое эхо кукушки

и в непогоду – бессонные жалобы ливня.

Шорох примятой травы,

звон пустого ведра, плеск воды у колодца,

сухой выстрел расколотого полена

и вдалеке – призывный тоскливый гудок электрички,

словно она потерялась, отбилась от стада, —

вот, пожалуй, и всё, чем мы были богаты.

На окне свил свою паутину паук:

синее небо дрожало в её серебре

и облако в сети плыло.

За ветхой оградой, в лопухах и крапиве,

погорелье чернело

и неотрывно глядело на нас.

Ночью дом обступала дремучая тишина,

шелестела страницами книга,

и жарко трещали дрова,

будто кто-то пробирался к калитке по бурелому…

И, притаившись в ветвях,

прямо в сердце нам целились звёзды.

«От самого порога…»

   От самого порога,

   через сад,

   в пустынные поля бежит тропинка —

   за горизонт,

   теряясь в облаках…

Хватит ли сил пройти её до конца?

«не облако а мрамор и гранит…»

не облако а мрамор и гранит

хранители громоподобных истин

к молчанью камня подбери ключи

и под резцом бессонным

не роза

осеннее солнце взойдёт

«Как ночной мотылёк у огня —…»

Как ночной мотылёк у огня —

беспокойное детское воспоминанье:

пианист соперничает в ловкости пальцев с дождём…

Что мне теперь до того, кто победил в этом споре?

«мальчик встаёт на цыпочки чтоб дотянуться до неба…»

мальчик встаёт на цыпочки чтоб дотянуться до неба

огонь бьёт крыльями пытаясь улететь

тропинка дыма теряется за горизонтом

мой сосед старый Митрич на лавке сидит у крыльца

тусклым взглядом следит

за пустой убегающей к лесу дорогой

и серую тучу

до козырька своей ветхой армейской фуражки

полдня провожает

курит да комаров отгоняет

солнце вплетает золотые нити в серебро волос

по складкам морщин весенними ручейками сбегают сумерки

«утро…»

утро

хрустальное

снежное

нежное

кажется

ветки вот этой приветно застывшей коснись

и сердце не выдержит

и разобьётся

и звонкое эхо ответит ему в небесах

«кукушка в весеннем саду…»

кукушка в весеннем саду

пронзительный грустный

словно девичий голос

слышен окрест далеко

с тоской сжимается сердце