Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли

сделать; друзья редки – у вас их мало, а у меня даже слишком много. Теплов мне изрядно пригодился, Адодуров говорит вздор, Елагин состоит при мне. Ваших шифров я сейчас разбирать не могу, поскольку из-за всех этих событий мне не найти ключей к ним. Передайте мои приветы своим домашним и пишите мне так мало, как только можете, или, вернее, без необходимости вовсе не пишите, в особенности иероглифами [sic!].

Будучи женщиной эпохи Просвещения, Екатерина II очень интересуется образованием и даже педагогикой. В число философов, которыми она восхищается больше всего, входит и Д’Аламбер. Императрица желает, чтобы гениальный математик стал воспитателем ее сына Павла, родившегося в октябре 1754 года, и приказывает своему библиотекарю Одару предложить ему это престижное место от своего имени. Д’Аламбер предложение отклоняет – в отличие от большинства своих собратьев-философов, он не доверяет сильным мира сего, в этот момент еще и совершенно поглощен своей безответной любовью к Жюли де Леспинас. Для него немыслимо покинуть Францию и оказаться в такой дали от женщины, которая больше не может выносить жизнь в тени госпожи дю Деффан.

Москва, 13 ноября 1762 года

Господин Д’Аламбер, я только что прочла ответ, данный вами господину Одару, в котором вы отказываетесь переменить место своего жительства, чтобы способствовать образованию моего сына. Я понимаю, что вы философ и мало значения придаете тому, что в свете зовется высоким положением и почестями, – они для вас ничто, и я легко соглашусь с вами. Если смотреть на вещи таким образом, я сочла бы поведение королевы Кристины, которую так много хвалили, а часто и еще более заслуженно порицали[29], совершенно лишенным величия; но быть рожденным или призванным для того, чтобы способствовать счастью и даже просвещению целого народа, и от сего отказаться – значит в моих глазах отказаться творить добро, которое вам так дорого.

Ваша философия основывается на служении человечеству; позвольте заметить вам, что не оказаться ему полезным, имея такую возможность, – значит не достигнуть своей цели. Зная вашу величайшую честность, я не могу приписать ваш отказ тщеславию; я знаю, что причина его заключается в одной только любви к покою, который нужен вам для занятий литературой и дружбы: но за чем же дело стало? Приезжайте вместе со всеми вашими друзьями – обещаю доставить им и вам все приятности и удобства, которые будут в моих силах, и может статься, что вы обретете здесь больше свободы и покоя, чем у себя на родине. Вас не могут поколебать настояния короля прусского и чувство признательности, которое вы к нему питаете; но у этого монарха нет сына. Воспитание моего сына для меня так важно, и нужда моя в вас столь велика, что, быть может, я слишком настойчиво добиваюсь вашего согласия. Простите мою несдержанность ввиду причины, ее объясняющей, и знайте, что моя настойчивость проистекает из моего уважения к вам.

Мое письмо проникнуто лишь теми чувствами, которые я находила в ваших произведениях; вы не пожелаете противоречить самому себе.

Екатерина II и Мария-Терезия Австрийская – в лучшем случае соперницы, а то и заклятые враги. Впрочем, и та и другая ненавидят Фридриха II, который развернул пиар-кампанию европейского масштаба против них обеих и фаворитки Людовика XV, маркизы де Помпадур. Однако военно-политическая ситуация вынуждает Екатерину вступать в союз с крупнейшими европейскими державами – Австрией, Пруссией, Францией и Англией, и ей приходится поддерживать с ними теплые отношения. Так, в нижеследующем письме Екатерина II обхаживает австрийскую императрицу ради Польши, где в сентябре 1764 года ее бывший любовник Понятовский будет избран королем.

Санкт-Петербург, 6 октября 1763 года

Государыня, сестра моя,

Ваше Величество не может сомневаться в том, как приятна мне любая возможность выказать вам мое искреннее желание убедить вас в истинной дружбе, которую я к вам питаю. Эта дружба основана, Государыня, на высоком уважении, которое я испытываю к В. В. [Вашему Величеству], а также на общих и неизменных интересах наших монархий, безопасность и процветание которых требуют постоянного согласия между нами. И сколь ни печально мне было получить известие о смерти короля польского, я не могу упустить случая доказать В. В. мои дружеские чувства, с подобающей им доверенностью открыв вам свои соображения о последствиях этого события. Я рассчитываю оставить свободу в выборе нового короля, при условии, что в это не вмешаются иностранные интриги и не заставят меня принять курс, противоречащий моим чувствам. Веря в то, что В. В. сохранит мою откровенность в тайне, я должна сказать, что коль скоро выборы не будут противоречить законам свободной и подчиняющейся порядку страны, я не буду противиться избранию кого-либо из Пястов [одного из потомков старинной польской династии], лишь бы только он оказался подходящей с политической точки зрения фигурой. Если мои соображения по душе В. В., я прошу вас поручить своему министру в Варшаве действовать в согласии с моим, чтобы мы могли избежать бедствий войны и увековечить мир в Европе и особенно на Севере. Для достижения сего последнего я употреблю всю свою власть, поскольку не имею другой цели, кроме как жить в мире и добром согласии со всеми моими соседями, и желаю быть тем более полезной для таких держав, чьи интересы естественным образом связаны с интересами моей империи. Засим остаюсь с высочайшим уважением, Государыня сестра моя, Вашего Императорского и Королевского Величества добрая сестра.

Госпоже Жоффрен, богатой представительнице буржуазии, принадлежит самый знаменитый салон Парижа, конкурирующий с салоном госпожи дю Деффан. Имя этой женщины, играющей важную роль в культурной и художественной жизни Парижа, неотделимо от имен философов-просветителей. Она переписывается с большинством европейских государей, в особенности с теми, кого принято называть «просвещенными», например шведским королем Густавом III, польским королем Станиславом II Понятовским или Екатериной II. Между 1763 и 1766 годами царица пишет ей не менее 16 длинных писем. Эти написанные в разные даты велеречивые послания собираются в «панкарту» и отправляются вместе. Екатерина пишет ей как друг, а не как правительница. Привлечь госпожу Жоффрен на свою сторону – значит убедить философов, литераторов и художников, что царица – прежде всего глашатай разума и новых идей в Европе. Задолго до большинства монархов Екатерина Великая поняла всю важность общественного мнения и умения влиять на него.

Сего 6 ноября 1764 года

Еще раз повторю вам, что совсем не желаю никакого фимиама, меж друзьями этого не заведено, и, поскольку вы меня любите, пожалуйста, возьмите дружеский