История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

появлением названий моголы, чагатаи, узбеки и казахи. В каждом случае речь шла о необходимости дополнительной идентификации для отдельных групп племён, значение которых возрастало по мере распространения кризиса монгольской традиции. Термин «ногаи» был использован для определения тех племён, которые объединились вокруг племени мангытов и семьи Едигея. «Ногаи» стали ещё одним центром притяжения для племён бывшего улуса Джучи наряду с уже существовавшими к этому моменту «узбеками» и «казахами». «Общие историческая судьба и политические интересы породили осознание принадлежности к единой социально-политической структуре. Показателем такой принадлежности стал политоним (позднее — этноним) «ногай». Им стали называть всех подчинявшихся мангытскому бию кочевников, безотносительно их племенному происхождению: и мангытов, и найманов, и кереев, и десятки прочих элей»[748]. Обратим внимание, что автор данной цитаты В. Трепавлов подчёркивает приоритетность политических процессов в создании объединения ногаев, вслед за которыми последовала и их этническая общность.

При этом выбор названия для нового объединения, несомненно, был связан с фигурой чингизида Ногая, который в последней трети XIII века доминировал в западной части улуса Джучи. Хотя между временем его правления и появлением собственно ногайских племён прошло почти два столетия. Это дало основание Б.-А. Кочекаеву сомневаться в связи между названием ногаи и именем самого Ногая. Он писал, что «такую версию трудно допустить, потому что сразу возникает вопрос: почему же подданные Ногая никогда не называли себя ногайцами? Известно, что Ногай погиб в 1300 году и только спустя почти два века появились понятия «ногай», «Ногайская Орда»»[749]. Однако между временем правления ханов Чагатая и Узбека и появлением названий чагатаи, узбеки также прошло довольно много времени.

Ещё раз повторюсь, что в момент кризиса монгольской традиции у племён появляется потребность в идентификации в первую очередь для того, чтобы отличить своих от чужих. Для этого и необходимы обобщающие наименования. При этом логично, что поиск таких наименований происходит в пределах всё ещё продолжающей существовать и сохранять своё влияние монгольской традиции. Отсюда, собственно, названия узбеки, ногаи, чагатаи, никудерейцы, даже моголы и казахи. Все эти наименования, так или иначе, но были связаны с монгольской политической традицией. Они, собственно, и появились в результате её кризиса, так как становившиеся все более самостоятельными племена тем не менее признавали её легитимность и стремились подчеркнуть свои связи с ней.

Соответственно, и в случае с ногаями дело, скорее всего, заключается в том, что объединившиеся вокруг мангытов и семьи Едигея племена не могли использовать название этого доминирующего племени в качестве общего названия. Вряд ли это было приемлемо для всех остальных племён. Поэтому можно предположить, что для нового объединения потребовалось некое иное обобщающее название, которым в итоге и стало наименование ногай. При этом о чингизиде Ногае в Степи сохранилась соответствующая историческая память.

В связи с этим возникает вопрос: почему для идентификации группы племён, объединившихся вокруг потомков Едигея, стало использоваться именно имя Ногая? Возможно, это произошло в связи с тем, что Ногай был известен как полководец, который долгое время вёл борьбу против центральных властей улуса Джучи. А это, в свою очередь, делало его фигуру привлекательной для тех племён, которые вынуждены были выступать против доминирующей монгольской традиции, опиравшейся на признание власти чингизидов. Так как семья Едигея не принадлежала к этому правящему роду, то поиск различных обоснований для легитимности, в том числе в выборе названия, был вполне естественным. И здесь не так важно, что сам Ногай тоже был чингизидом. Со временем в Степи, скорее всего, осталась только историческая память о его борьбе против государства Джучидов, а значит, и против традиции, доминирующей в государствах монгольского типа. Соответственно, использование обобщающего наименования ногаи для всех объединившихся вокруг потомков Едигея племён было равнозначно заявлению о своей политической программе. Такая программа была ориентирована на отход от прежней традиции, предусматривающей право на власть чингизидов. В то же время она подчёркивала своё формальное уважение к ней. Фактически обращение к исторической памяти Ногая оправдывало выступление семьи Едигея против чингизидов, формально представлявших законную власть в Степи.

Таким образом, к концу XV века в степях Восточного Дешт-и-Кипчака сложилась весьма непростая общественно-политическая ситуация. Во-первых, доминирующей силой являлись представители бывшей правящей династии левого крыла улуса Джучи — потомки Урус-хана и его предка Орды. Вернувшись из своего изгнания в Моголистане, они принесли вместе с собой новый идентификационный признак — название казак (казах). Одновременно в Степи продолжалось использование прежнего обобщающего названия узбек для определения всех племён бывшего государства Абулхаира, включая тех, кто был лоялен потомкам Урус-хана. Во-вторых, активную роль в политической жизни продолжали играть Шибаниды. Это касалось как проигравших членов семьи Абулхаира, так и представителей враждебных им семей. В-третьих, после разгрома хана Ахмеда доминирование в поволжских степях переходит к потомкам Едигея и их племени мангыт.

В результате племена восточного Дешт-и-Кипчака оказываются в ситуации выбора политической ориентации. Часть из них группируется вокруг мангытов и потомков Едигея, другие сохраняют лояльность различным Шибанидам, остальные поддерживают наследников Урус-хана. В связи с тем, что сразу после гибели Шейх-Хайдара общее доминирование принадлежит именно им, то остальные чингизиды-шибаниды, как, впрочем, и мангыты, скорее всего, выражают им формальную лояльность. В это время их статус соответствует тому, который был у самих Джанибека и Гирея при Абулхаире. Авторитет Джанибека и Гирея в Степи был весьма высок и признавался всеми племенами. Однако наличие влиятельных конкурентов, Шибанидов и мангытов, означало, что политическая борьба ещё не закончилась. В любом случае в конце XV века наметилось три главных центра притяжения для племён бывшего левого крыла улуса Джучи. Это были Шибаниды, мангыты во главе с семьёй Едигея и потомки Урус-хана. Надо отметить, что к этому моменту ещё не произошло окончательного распределения основных племён по указанным группам влияния.

Можно предположить, что одной из важных причин появления трёх центров притяжения стало изменение политической конъюнктуры, которое произошло одновременно на западе и на юге степей современного Казахстана. На западе мангыты в 1481 году разбили последнего хана так называемой Большой Орды Ахмеда и стали доминирующей силой в Поволжье. Усиление семьи Едигея за счёт поволжских племён, ранее входивших в состав государства Ахмеда, означало повышение их независимости по отношению к потомкам Урус-хана, которые уже стали казахскими ханами. Кроме того, к семье Едигея присоединяются племена, ранее лояльные различным Шибанидам. Так, после убийства Мухаммедом-Шейбани шибанида Буреке, сына Ядгара, который участвовал в разгроме Шейх-Хайдара, его улус переместился к мангытам[750]. Дополнительный фактор усиления мангытов был связан стем, что их доминирование в Поволжье означало установление отношений с Казанским ханством и с