История Масуда. 1030-1041 - Абу-л-Фазл Бейхаки

Двенадцатого числа месяца раби ал-эввель[1053] эмир Мас'уд, да будет им доволен Аллах, возвратился обратно в Амуль здрав и невредим, с победой и славой, и остановился на другом месте. Он велел разбить на том месте сераперде и большой шатер и в счастливый час [там] расположился. Начальнику посольского дивана он сказал: “Надобно разослать письма о победе по государству через вестников”. [Письма] написали, и хейльташи и дворцовые гулямы поехали. В пятницу [эмир] открыл прием великолепный и торжественный. Потомок Али и городские вельможи все явились на поклон. Эмир сказал везиру: “Сядь в нимтерге и усади [там] алийца с городскими вельможами, потому что у нас есть кое-что им сообщить”. Ходжа отправился в нимтерг и усадил тех людей. Эмир [захотел] усладить себя вином; приступили к делу, явились недимы и мутрибы. Бу Наср удалился, поскольку много потрудился, рассылая письма и вестников.

Я был дежурный и находился в посольском диване. Явился ферраш и позвал меня с чернилами и бумагой. Я пошел и предстал перед престолом. [Эмир] указал мне сесть, я сел. “Пиши, — сказал он, — то, что надобно получить с Амуля и Табаристана, Бу Сахль Исмаил это соберет: золота нишабурского — тысяча тысяч динаров, одежды[1054] румской и других сортов — тысячу штук, ковров махфури и кали — тысячу штук, киш[1055] — пять тысяч штук”. Я записал и встал. Он промолвил: “Сей список отнеси к ходже и передай ему от меня, чтобы он сообщил тем людям, дескать, нужно принять меры, дабы то, что требуется, поскорее справили и не было бы нужды посылать выколачивателей и писать бераты на войско, чтобы отбирать силой”. Я отнес письмо к везиру, незаметно представил ему и передал слова эмира. Он усмехнулся и сказал мне: “Погляди, как разорят и сожгут[1056] эти места. Много получится позора, а не соберут и трех тысяч диремов. /461/ Вот тебе и прибыль! Ежели даже весь Хорасан перевернут, все равно не найдут такого [количества] золота и одежды. Султан ведь пьет вино и сказал эти слова, воображая свое богатство, деньги и сокровища”.

Однако он обратился к этому потомку Али и к вельможам и сказал: “Знайте, за то, что гурганцы обнажили мечи на своего господина, восстали и [начали] бесчинствовать, на сию область не смотрят благосклонно. Сюда прибудет такой же властный правитель, как поехал в Хорезм, дабы прибрать эту область к рукам, и вы отдохнете от невзгод”. Амульцы очень поблагодарили. [Ходжа] продолжил: “Знайте, государь султан израсходовал огромные деньги[1057], чтобы привести сюда рать и нагнать страх на насильников. Надобно, чтобы с этой области ему принесли достойные пожертвования”. — “Слушаемся, — ответили они, — то, что нам будет по силам, [пожертвуем], ведь область сия скудная, народ бедный и пожертвование наше с Амуля и Табаристана, как повелось исстари, бывало тысяч сто диремов и соответственно сему сколько-то штук ковров махфури и кали, а ежели потребуют больше сего, то раиятам будет много мучения. Что же теперь прикажет великий ходжа?” Ходжа ответил, что султан-де изволил приказать вот, этот список и передал через Бу-л-Фазла такое-то и такое-то сообщение. И он представил [им] список, передал слова эмира и добавил: “Я походатайствую, чтобы то, что написали в списке, взяли бы с Гургана, Табаристана, Сари и всех [прочих] мест, дабы вам пришлось не слишком трудно”. У амульцев, когда они услышали это сообщение, отнялись руки и ноги, они растерялись и сказали: “Мы-де на это сообщение сразу ничего ответить не можем, никто такого богатства не имеет. Ежели будет дозволено, мы удалимся и переговорим со всем народом”. Везир обратился ко мне: “Скажи султану то, что слышал”. Я пошел и сказал. [Змир] ответил: “Ладно, пусть идут, а завтра явятся с разумным ответом, потому что нам нужно собрать эту дань[1058] очень быстро, мы здесь недолго останемся”. Я пришел и передал. Амульцы удалились очень печальные, везир тоже ушел. На другой день эмир открыл прием. После приема он уединился и спросил везира: “Что нужно сегодня постановить насчет дани?” Ходжа ответил: “Да будет долгой жизнь государя! Я был бы весьма рад, ежели бы откуда-нибудь явилось пополнение в государственную казну[1059], но эта дань — велика, и амульцы вчера дали очень неутешительный ответ. Что прикажет [государь]?” — “То, что значится в списке, взыскивается с одного только Амуля. Ежели они список примут с покорностью, тем лучше, а ежели /462/ не примут, Бу Сахля Исмаила нужно послать в город: пусть силой выбьет из жителей больше [указанного] количества”, — приказал эмир.

Везир снова пришел в нимтерг, обратился к амульцам — их пришло много меньше — и передал им то, что сказал султан. Алиец и казий ответили: “Вчера мы созвали собрание и рассказали положение. Поднялся очень большой шум и, конечно, [народ] ни на что согласия не дал и разошелся. Как стало известно, вчера ночью множество людей бежало из города, а нам нельзя было бежать, ибо мы никакого преступления не совершили и покорны. Теперь приказывать надлежит султану и великому ходже, пусть он прикажет в соответствии с этим положением”. Везир понимал, что все так, как они сообщают, однако разговаривать было ни к чему, он позвал Бу Сахля Исмаила, препоручил ему этих вельмож и отправил в город. Бу Сахль объявил ливанский побор[1060] и взялся за народ. Те жители, кои попадались в его руки, выдавали беглецов, так что не было места в городе, где бы не раздавались вопли и стенания[1061]. Конные и пешие воины рыскали по городу, хватали и приводили людей. Наемному войску Бу Сахль Исмаил выдавал бераты на взимание [с населения причитающегося ему] жалованья. Город подожгли, делали, что хотели, хватали, кого хотели. На светопреставление походил побор[1062] [Бу Сахля Исмаила], а султану об этом известно не было, и никто не решался уведомить и рассказать правду.

В течение четырех дней войску досталось сто шестьдесят тысяч динаров и в два раза больше было забрано сверх всякой меры, да [еще] продовольствие. Позор получился превеликий. Через семь-восемь месяцев выяснилось, что жалобщики из этого города ходили в Багдад и у двора халифа просили о помощи. Говорили, что они ходили и в Мекку, да сохранит ее Аллах, потому что жители