Римские древности - Дионисий Галикарнасский

сделал плебейским трибунам никакой другой уступки, кроме права оказывать помощь тем плебеям, с кем поступают несправедливо[774]. Однако не все отнеслись к делу пренебрежительно и прежде всего старшие сенаторы, которые прилагали старания к тому, чтобы безумие этого человека не причинило какого-нибудь непоправимого вреда. 2. Этой же ночью Брут познакомил плебейских трибунов со своим замыслом и подготовил немалую группу поддержки из плебеев. С ними он спустился на площадь, и, прежде чем рассвело, они заняли священный участок Вулкана[775], где у них обычно устраивались народные собрания, и стали созывать народ на собрание. Когда же площадь наполнилась — а пришла такая толпа, как никогда раньше, — выступил плебейский трибун Сициний[776] и произнес длинную речь против патрициев, припомнив все, что было теми содеяно против плебеев. Затем он стал разъяснять насчет прошедшего дня, как они воспрепятствовали ему получить слово и он был лишен полномочий своей должности. 3. «Чем же еще другим мы сможем распоряжаться, — говорил он, — если не будем иметь даже права слова? А каким образом мы сможем помогать кому-либо из вас в случае несправедливости с их стороны, если лишимся права собирать вас? Ведь в начале любого дела, без сомнения, лежат слова, и очевидно, что тем, кому нельзя сказать, что думают, нельзя будет и сделать, что хотят. Поэтому, — продолжал он, — или забирайте обратно власть, которую вы нам дали, если не намерены обеспечить ей неприкосновенность, или изданием закона запретите впредь нам мешать». 4. Высказав такое мнение, Сициний, когда народ громким криком побудил его внести закон, зачитал его, ибо тот был уже написан, и предложил плебсу немедленно проголосовать по поводу этого закона. Ведь дело, полагал он, не допускает ни отсрочки, ни промедления, чтобы не возникло еще какое-нибудь препятствие со стороны консулов. 5. А закон был таков: «Когда плебейский трибун высказывает свое мнение перед народом, пусть никто ничего не возражает и не прерывает речь. Если же кто-либо поступит вопреки этому, пусть он предоставит плебейским трибунам в случае необходимости поручителей для уплаты штрафа, который ему назначат. А не предоставивший поручителя пусть наказывается смертью, и имущество его пусть будет священным. Для несогласных же с этими штрафами суд пусть происходит перед народом». 6. Утвердив голосованием этот закон, трибуны распустили собрание, и плебс ушел, преисполнившись большой радости, а к Бруту испытывая глубокую признательность, ибо полагал, что ему принадлежит мысль насчет закона.

XVIII. После этого происходило много споров у плебейских трибунов с консулами и по многим вопросам, и как народ не считал обязательным для себя все, что бы ни постановил сенат, так и сенату не было угодно никакое решение из тех, что принимал народ. Итак, они продолжали занимать враждебные позиции и с подозрением относиться друг к другу. Однако их ненависть не привела к какому-либо непоправимому деянию, как обычно происходит при такого рода потрясениях. 2. Ведь, с одной стороны, бедняки не напали на дома богачей, где думали найти какие-нибудь припасенные продукты, и не принялись грабить общественные запасы продовольствия, но терпели, продолжая покупать понемногу за большую цену и питаясь выкопанными из земли корнями и травами, когда не хватало денег. С другой стороны, богатые не пожелали, одолев менее состоятельных граждан своими личными силами и силами своих многочисленных клиентов[777], самим господствовать в государстве, одних из него изгнав, а других убив, но продолжали, подобно тем отцам, кто самым благоразумным образом относится к сыновьям, благожелательно и заботливо выражать неудовольствие по поводу их ошибок. 3. И когда в Риме было такое вот положение, соседние общины стали приглашать желающих римлян поселиться у них, прельщая предоставлением прав гражданства и надеждами на другие милости. Одни это сделали из наилучших побуждений вследствие доброжелательности и сострадания к несчастью, а большинство из зависти к прежнему процветанию Рима. И было весьма много таких, кто выселился со всем своим семейством и изменил местожительство на другое: одни из них потом вернулись обратно, когда дела на родине уладились, другие же так и остались.

XIX. Консулы же, видя все это, решили с одобрения сената произвести набор войска и вывести его за пределы города. И подобающий повод для этого предприятия они уже нашли — набеги и грабежи, ведь страна часто терпела ущерб от врагов. Учитывали и прочие выгоды от этого дела, сколько их было, а именно — когда войско отправлено на чужую территорию, те, кто остался дома, оказавшись в меньшем числе, смогут пользоваться более значительным количеством продовольствия, а те, кто в армии, также будут жить при большем изобилии съестных припасов, добывая их себе у врагов, и раздор прекратится на все то время, пока будет продолжаться поход. Но более всего они надеялись, что если патриции и плебеи совместно отправятся в поход, то рождающееся среди опасностей равное соучастие в плохом и хорошем на деле укрепит их примирение. 2. Однако плебс не был послушен им и добровольно, как раньше, не являлся на запись. Но применять к нежелающим силу законов консулы не считали нужным. Все же некоторые добровольцы из патрициев вместе с клиентами записались, и, когда они уходили, к ним присоединилось небольшое число плебеев. 3. А командиром выступивших в поход воинов был Гай Марций, тот, что захватил город кориоланцев и отличился в сражении с анциатами[778]. И большинство из взявшихся за оружие плебеев, видя, что он идет в поход, приободрились — одни из расположения к Марцию, другие же в надежде на успех: ведь этот человек был уже широко известен, и сильный страх перед ним сразу овладел врагами. 4. Это войско, пройдя до города Анций, без труда захватило много зерна, найденного на полях, много рабов и скота и вскоре явилось обратно, лучше обеспечив себя необходимым для жизни, так что теми, кто остался дома, овладело глубокое уныние, и они стали упрекать своих вождей, из-за которых, как им казалось, они лишились подобного счастья. 5. Итак, Геганий и Минуций, консулы этого года, оказавшись среди серьезных и разнообразных бурь и часто подвергаясь опасности гибели государства, ничего страшного не сотворили, напротив, спасли его, поступив в этих обстоятельствах скорее благоразумно, чем удачно.

XX. Назначенные после них консулы Марк Минуций Авгурин и Авл Семпроний Атратин, получившие эту должность второй раз[779], мужи не без опыта и в военном деле, и в речах, проявили большую заботу о том, чтобы наполнить город хлебом и прочим продовольствием, полагая, что согласие жителей зависит от благополучия в