Ренессанс - Уильям Джеймс Дюрант

Подстрекаемый Петраркой, он собирал классические рукописи; спас книги XI-XVI "Анналов" и I-V "Истории" Тацита от забвения в заброшенной библиотеке Монте-Кассино; восстановил тексты Марциала и Авзония и сумел подарить Гомера западному миру. Некоторые ученые в Эпоху веры продолжали знать греческий язык, но во времена Боккаччо греческий почти полностью исчез из поля зрения Запада, за исключением полугреческой Южной Италии. В 1342 году Петрарка начал изучать греческий язык у калабрийского монаха Варлаама. Когда освободилась епископская кафедра в Калабрии, Петрарка успешно рекомендовал Варлаама на нее; монах ушел, а Петрарка забросил греческий за неимением учителя, грамматики или лексикона; таких книг тогда не было ни на латыни, ни на итальянском. В 1359 году Боккаччо встретил в Милане одного из учеников Варлаама, Леона Пилатуса. Он пригласил его во Флоренцию и убедил университет, который был основан одиннадцатью годами ранее, основать кафедру греческого языка для Пилатуса. Петрарка помог выплатить ему жалованье, послал копии "Илиады" и "Одиссеи" Боккаччо и поручил Пилату перевести их на латынь. Работа часто задерживалась, и Петрарка втянулся в хлопотную переписку; он жаловался, что письма Пилата еще длиннее и грязнее, чем его борода;57 Только благодаря увещеваниям Боккаччо и его содействию Пилату удалось довести дело до конца. Эта неточная и прозаическая версия была единственным латинским переводом Гомера, известным Европе в XIV веке.

Тем временем Пилатус обучил Боккаччо греческому языку в достаточной степени, чтобы тот мог читать греческую классику с трудом. Боккаччо признавался, что понимает тексты лишь частично, но описывал то, что понимал, как необыкновенно прекрасное. Вдохновленный этими книгами и Петраркой, он посвятил почти всю свою оставшуюся литературную деятельность пропаганде в латинской Европе знаний о греческой литературе, мифологии и истории. В серии кратких биографий De casibus virorum illustrium ("О судьбах знаменитых людей") он проследил путь от Адама до короля Франции Иоанна; в De claris mulieribus он рассказал истории знаменитых женщин от Евы до королевы Неаполя Джоанны I; в De montibus, silvis, fontibus и т. д. он описал в алфавитном порядке горы, леса, источники, реки и озера, названные в греческой литературе; а в De genealogiis deorum он составил справочник по классической мифологии. Он настолько глубоко погрузился в свой предмет, что говорил о христианском Боге как о Юве, о Сатане как о Плутоне, о Венере и Марсе так, словно они были такими же реальными, как Мария и Христос. Сейчас эти книги кажутся невыносимо скучными, написанными на плохой латыни и со средней ученостью; но в свое время они были ценными пособиями для изучающих Грецию и сыграли важную роль в становлении Ренессанса.

Так Боккаччо перешел от эскапад молодости к достоинству старости. Флоренция то и дело использовала его в качестве дипломата, отправляя с миссиями в Форли, Авиньон, Равенну и Венецию. В шестьдесят лет он был физически слаб, страдал от сухого струпья и "большего количества недугов, чем я знаю, как перечислить".58 Он жил в пригороде Чертальдо в горькой нищете. Возможно, именно для того, чтобы помочь ему материально, друзья в 1373 году убедили флорентийского синьора создать кафедру Дантеска и заплатить Боккаччо сто флоринов ($2500), чтобы он прочитал курс лекций о Данте в Бадии. Его здоровье подорвалось еще до завершения курса, и он, примирившись со смертью, отправился в Чертальдо.

Петрарка писал: "Я желаю, чтобы смерть застала меня готовым и пишущим, или, если угодно Христу, молящимся и плачущим".59 В день своего семидесятилетия, 20 июля 1374 года, он был найден склонившимся над книгой, по-видимому, спящим, но на самом деле мертвым. В своем завещании он оставил пятьдесят флоринов на покупку мантии для Боккаччо в качестве защиты от холода во время долгих зимних ночей. 21 декабря 1375 года Боккаччо тоже умер, в возрасте шестидесяти одного года. Пятьдесят лет Италия будет лежать под паром, пока не взойдут семена, посаженные этими людьми.

XII. ПЕРСПЕКТИВА

Мы следовали за Петраркой и Боккаччо по Италии. Но политически Италии не существовало; были только города-государства, осколки, свободные от ненависти и войны. Пиза уничтожила своего торгового конкурента Амальфи; Милан уничтожил Пьяченцу; Генуя и Флоренция уничтожили Пизу; Венеция уничтожила Геную; и половина Европы присоединится к большей части Италии, чтобы уничтожить Венецию. Крах центральной власти во время нашествий варваров, "готская война" VI века, лангобардско-византийская дихотомия на полуострове, упадок римских дорог, соперничество лангобардов и пап, конфликт папства и империи, папский страх, что одна светская власть, властвующая от Альп до Сицилии, сделает папу пленником, подчинив духовного главу Европы политическому лидеру государства: все это привело к разъединению Италии. Партизаны папы и партизаны императора не только разделили Италию, они раскололи почти каждый город на гвельфов и гибеллинов; и даже когда эти распри утихли, старые ярлыки были использованы новыми соперниками, и лава ненависти потекла по всем направлениям жизни. Если гибеллины носили перья на одной стороне шляпы, то гвельфы - на другой; если гибеллины резали фрукты крест-накрест, то гвельфы - прямо; если гибеллины носили белые розы, то гвельфы - красные. В Креме гибеллины Милана сорвали статую Христа с церковного алтаря и сожгли ее, потому что ее лицо было повернуто в сторону, которая считалась гвельфской; в гибеллинском Бергамо несколько калабрийцев были убиты своими хозяевами, которые по их манере есть чеснок узнали, что они гвельфы.60 Робкая слабость отдельных людей, незащищенность групп и мания превосходства порождали постоянный страх, подозрительность, неприязнь и презрение к непохожим, чужим и странным.

Из этих препятствий на пути к единству возник итальянский город-государство. Люди мыслили категориями своего города, и лишь немногие философы, такие как Макиавелли, или поэты, такие как Петрарка, могли думать об Италии в целом; даже в XVI веке Челлини называл флорентийцев "людьми нашей нации", а Флоренцию - "моим отечеством". Петрарка, освобожденный заграничным пребыванием от чисто местного патриотизма, оплакивал мелкие войны и раздоры в своей родной стране и в красноречивой оде "Италия миа!" просил князей Италии дать ей единство и мир.

О моя родная Италия! Хоть слова и тщетны.

Смертельные раны, которые нужно закрыть

Неисчислимые пятна на твоей груди.

Пусть она успокоит мою боль.

Чтобы петь о бедах Тибра.

И Арно, как на печальном берегу По.

В печали я брожу, и числа мои льются....

Не на эту ли землю впервые ступила моя нога?

И здесь, в колыбельном покое

Разве я не была нежной и ласковой?

О, разве это не моя страна, столь любимая

По всем родственным связям.