The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

Национально-государственное строительство в Европе того времени шло не по полицефальной, а по гегемонистской модели, когда одна региональная держава захватывала инициативу, приводила в действие свою военную мощь и накладывала свою печать на вновь возникшее государство. Такое гегемонистское объединение "сверху" не было изобретением современной Европы. В 221 г. до н.э. военное государство Цинь, находившееся на географической окраине китайского политического мира, основало первую императорскую династию и в дальнейшем объединило Китайскую империю. Оно имело некоторое сходство с Пруссией XVIII-XIX веков: грубая военная система (хотя в Пруссии после 1815 года она была менее страшной, чем раньше) в сочетании с доступом к культуре и технологиям соседних цивилизаций (восточного Китая и Западной Европы соответственно). Так же, как и Пруссия в Германии, небольшое пограничное королевство Пьемонт-Сардиния стало объединяющим гегемоном в Италии, претендуя на эту роль как единственный самоуправляемый регион в стране, которая в противном случае находилась бы под властью Австрии, Испании или Ватикана. И в Пруссии, и в Пьемонте-Сардинии во главе стоял волевой политический реалист с широкими конституционными возможностями для беспрепятственного руководства - Бисмарк или Кавур, который играл на международных противоречиях, создавая возможности для проведения своей политики национального объединения. Первыми успеха добились итальянцы, когда в феврале 1861 г. был создан новый общеитальянский парламент. Внешнее строительство национального государства завершилось передачей Австрии Венето в 1866 г. и переносом столицы в 1871 г. в Рим, отвоеванный у папы Пия IX в ходе довольно символического завоевания. Аннексия Рима стала возможной только после того, как поражение Наполеона III в битве при Седане лишило папу надежного защитника и заставило французский гарнизон покинуть город. Пио Ноно нехотя удалился в Ватикан и пригрозил отлучением от церкви любому католику, ввязавшемуся в национальную политику.

При всем сходстве, объединительные процессы в Италии и Германии имеют ряд различий.

Во-первых. Хотя этот процесс был глубоко укоренен в мышлении интеллектуалов в Италии, практическая подготовка к нему была более примитивной, чем в Германии. Не было таких предварительных шагов, как Цольферайн или Северогерманская лига, и в целом внутреннее государственное строительство, «понимаемое как экономическая, социальная и культурная интеграция пространства общения», было менее продвинутым, чем в Германии. В ментальном плане, кроме католической веры, практически ничего не объединяло всех итальянцев от Ломбардии до Сицилии, а с 1848 г. церковь вступила в противоборство с итальянским национализмом.

Во-вторых. Главная причина отсутствия структурных предпосылок национального единства заключалась в том, что в Италию на протяжении столетий вмешивались внешние силы. Страна должна была освободиться от иностранной оккупации, в то время как в Германии необходимо было лишь изгнать влияние императора Габсбургов, хотя и ценой того, что без преувеличения можно назвать гражданской войной в Германии. Однако военное решение было принято немедленно: битва при Кениггреце (Садовой) 3 июля 1866 года стала ключевой датой в строительстве "малой Германии" - национального государства. Пруссия представляла собой независимую военную державу совсем иного калибра, чем маленькая Пьемонт-Сардиния. Она могла силой навязать Германии единство на международной арене, в то время как Пьемонт был вынужден опираться на коалиции держав, в которых он всегда оказывался более слабым партнером.

В-третьих. В Италии объединение сверху - Кавур, союзник Наполеона III, проводил его в основном за столом переговоров, хотя, конечно, и на поле боя - было поддержано более мощным, чем в Германии, народным движением и сопровождалось более широкой общественной дискуссией. Конечно, и здесь государство не было полностью воссоздано снизу, а национально-революционное движение, возглавляемое харизматичным Джузеппе Гарибальди, не преминуло манипулировать "массами". Учредительное собрание не созывалось: законы и бюрократический порядок Пьемонта-Сардинии, во многом опирающиеся на систему префектур времен наполеоновской оккупации, были просто перенесены в новое государство. Эта пидмонтизация встретила значительное сопротивление. В Германии конституционные вопросы (в широком смысле слова) на протяжении многих веков занимали ведущее место в политике. Священная Римская империя раннего нового времени, не имевшая аналогов ни в Италии, ни в других странах мира, была не столько союзом, скрепленным силой, сколько системой постоянно оттачиваемых компромиссов. То же самое можно сказать и о Немецком бунде, созданном на Венском конгрессе и постепенно превращавшемся в государственную структуру формирующейся нации. Германская конституционная традиция тяготела к децентрализации и федеративности, и даже Пруссия была вынуждена учитывать это при руководстве Северогерманской конфедерацией (с 1866 г.) и вновь созданным Рейхом (с 1871 г.), а также долгое время прислушиваться к антипрусским настроениям на Юге. Для нового рейха федеративная государственность стала "центральным фактом его существования" (Томас Ниппердей). В Италии не было ничего сопоставимого с сохраняющимся дуализмом Пруссии и империи; Пьемонтско-Сардинское государство Кавура было полностью поглощено унитарным итальянским государством. Но социально-экономические различия оставались (и остаются по сей день) доминирующей проблемой внутри Италии. Подлинное единство между процветающим Севером и бедным Югом так и не было достигнуто.

Четвертое. В Италии внутреннее сопротивление было сильнее и продолжалось дольше. Немецкие князья приняли предложенные им материальные дары, и население последовало их примеру. На Сицилии и в южной части материковой Италии сельские низы, часто в союзе с местной знатью, поддерживали гражданскую войну на протяжении всех 1860-х годов. Эта партизанская борьба, официально именуемая "бригандизмом", обычно включала в себя конные засады на всех, кто считался пособником Севера и нового порядка, а жестокость повстанцев и репрессии против них меньше напоминают "регулярные" объединительные войны той эпохи, чем бескомпромиссную войну в Испании 1808-1813 годов. Вероятно, в войнах bringantaggio погибло больше людей, чем во всех остальных, которые велись на итальянской земле в период с 1848 по 1861 год.

Происходило ли нечто подобное в других частях света? Был ли в Азии "основатель империи", Бисмарк? Была отдаленная параллель, когда в 1802 г. Вьетнам был объединен под властью императора Гиа Лонга, но он проживал в центральном городе Хуэ и был вынужден делить власть с сильными региональными князьями на севере (Ханой) и юге (Сайгон). Само по себе это не было недостатком. Более серьезными были неспособность создать или восстановить сильную центральную бюрократию (китайское влияние, имевшее прочные корни в стране), а также пренебрежение Гиа Лонга к своей армии. Его преемники не исправили эти упущения, что привело к слабости Вьетнама несколько десятилетий спустя, когда он столкнулся с императорской Францией. Колониальная интервенция, начавшаяся в 1859 году с завоевания Сайгона, более чем на столетие задержала развитие вьетнамского национального государства.

Эволюция в сторону автономности

Помимо революционного выхода из состава империи, который в XIX веке не произошел нигде в Европе за пределами Балкан, а в XX веке был осуществлен в