История Масуда. 1030-1041 - Абу-л-Фазл Бейхаки

тратил на смелых воинов. Ежели не беречь воинов, то они явятся и, не дай бог, расхитят средства и [нужно будет] страшиться любой опасности. Я, слуга, знаю, что государю эти слова придутся не по душе, слова правды и наставления — горьки, но другого способа нет. Сочувствующие слуги никогда не молчат”. — “Да, это так, как ты говоришь, — заметил эмир, — искренность твоя и сочувствие — известны”. Речь пошла обо всем. Решили отправить посла. Раньше нужно было бы послать, покуда еще не было этого позора! Я никоим образом в сие дело вникать не буду и каков будет конец не знаю. *Аллах оказывает помощь по милости своей*”.

В субботу, за шесть дней до конца месяца ша'бана[1108], пришло письмо из Газны о кончине /488/ Бу-л-Касима Али Новки, да будет над ним милосердие Аллаха, отца ходжи Бу Насра, который ныне, в счастливую пору великого султана Абу-л-Музаффара Ибрахима, сына Поборника веры в Аллаха Мас'уда, да будет ими доволен Аллах, состоит в должности мушрифа государства, а должность начальника почты, которую исправлял Бу-л-Касим, эмир, да будет им доволен Аллах, в последние два года отдавал Хусейну, сыну дебира Абдаллаха, должность же газнийского мушрифа взамен этого была передана Бу-л-Касиму не потому, что обнаружился какой-нибудь обман, а [сам] Хусейн просил должность начальника почты. Он был сыном начальника посольского дивана эмира Махмуда, да будет им доволен Аллах, и в пору отца был в Герате везиром этого государя[1109]. Государь посовестился отказать и должность начальника почты отдал ему, а должность мушрифа, более важную, — Бу-л-Касиму. Я нарочно изъясняю эти вот обстоятельства, чтобы отдать должное вельможам и старцам этого славного семейства и принести благодарность за хлеб-соль, которую вожу с ними.

После этого стали появляться беглецы. Они шли по разным дорогам и прибывали упавшие духом, пристыженные. Эмир велел их ободрить, и то, что случилось, приписали судьбе. С предводителями эмир поговорил лицом к лицу, строго их попрекнул за ослушание еалару, а они оправдывались. О хаджибе Нуш-тегине Вальвалиджи я слышал, будто он у ходжи Бу Насра говаривал, что у него одного получился излишек в дважды тысячу тысяч диремов[1110]. Салар Бектугды тоже прибыл, доложил о случившемся прямо самому эмиру и сказал: “Ежели бы предводители не противились приказам, я бы весь Туркестан мог победить с этой ратью”. — “Нам [теперь] стало хорошо известно это событие, — промолвил эмир, — да будет тобой доволен Аллах, — и служба и искренность твоя — явны”. Прибрели и дворцовые гулямы, разбитые и притихшие, однако по большей части все верхом на лошадях.

Это был первый сильный удар, нанесенный сему государю, потом последовали удар за ударом до [его] конца, когда он пал жертвой и ушел из обманчивого мира сего с болью и с печалью по минувшему, как я все обстоятельно опишу на своем месте, ежели будет угодно Аллаху, велик он и всемогущ! Как можно было отразить приспевшую судьбу, когда божественный промысл был таков, что в эти края придут потомки Сельджука. *Аллах делает, что хочет и судит, как желает*. Счастье и могущество — благоприятная случайность. Надобна почитать книги, рассказы, предания, ибо много есть удивительного я примечательного, и часто бывало именно в таком роде, дабы не торопились языки развязываться насчет сего могущественного падишаха и ему не приписывалось бы бессилие. Хотя /489/ в нем было сильное самовластье и в мероприятиях он совершал ошибки, но все это следует признать [за исходившее] от господа бога, да славится поминание его. Надобно знать, что ни один раб [божий] не желает себе зла. После того, как произошла эта битва, он только о ней и говорил, изливал свое горе аризу Бу-л-Фатху Рази, обращался милостиво с ратью и разбирал дела тех воинов, кои ходили на войну, ибо большая часть их потеряла снаряжение и животных.

Подошел месяц рамазан, начали поститься. От осведомителей, кои тайно пребывали в Нисе, пришли изустные сообщения, что в руки туркмен попало столько всякой утвари, добра и животных, золота и серебра, одежды, оружия и ценных вещей, что они совсем ошеломлены от этого и как будто даже не верят, что произошло такое событие. Когда туркмены почувствовали себя в безопасности, они собрали совет. Вельможи, предводители и старики сели в одном большом шатре, стали совещаться и сказали: “Эдакое событие случилось нежданно-негаданно и было бы нелепо приписывать его своим силам. Эту большую рать не мы разбили, а случилось оно скорей потому, что мы себя сберегали, из-за беспорядка у них и [оттого, что] господь бог, да славится поминание его, хотел, чтобы так произошло, дабы нас одним махом не уничтожили. Непредвиденно нам досталось столь много добра и снаряжения. Были мы нищие и стали богаты. Султан Мас'уд — великий государь, подобного ему в исламе нет. С его ратью приключилось такое происшествие от неурядицы и безначалия. Саларов и войска у него много, нам от того, что случилось, зазнаваться не следует. Надобно послать посла, повести речь покорно и попросить извинения, ибо наши слова все те же, что были раньше. Нам не оставалось ничего другого, как биться, когда посягнули на наши жилища и места. Посмотрим, какой придет ответ, может быть, мы своего достигнем”[1111].

Узнав об этих письмах, эмир немного успокоился и переговорил с везиром негласно. “Это не мероприятие для того, чтобы [его] выполнить, ибо ни в коем случае недопустимо разговаривать с ними иначе, как с помощью меча. Неправильно было посылать войско, на сей счет /490/ Бу Наср — мой свидетель, потому что я ему [это] говорил. Но поскольку государь [меня] сдерживал, и всякий произносил необдуманные слова, оставалось только молчать и [выжидать], что после этого произойдет нового”.

Вслед за записками осведомителей приехал ко двору посланец от тех туркмен сельджуковцев, человек старый, бухарец, ученый и речистый. С ним было письмо к великому ходже, написанное весьма смиренно. Было сказано: “Мы совершили ошибку, избрав посредником, ходатаем и пособником Сури, ибо он безрассуден и не сумел обеспечить [нам] благополучие и добрый исход [прошения]. Несомненно он толкнул султана на то, чтобы послать [на нас] рать. Упаси боже, чтобы у нас оказалась смелость обнажить меч на победоносное войско. Однако, когда [на нас] напали как волки на стадо — а мы ведь были подзащитными — и покусились на наши жилища, на жен и детей, что нам оставалось делать, как не защищаться, ведь жизнь мила? Ныне мы стоим, все на том же, что говорили