Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин

Голландец торопливо бормотал, переводя:

— Говорит, что обязан тебе всем, что имею, и даже тем, чем я стал.

— Он говорит с Богом? — не понял Карлсон.

— Нет, он говорит с рекой. Он говорит: "Ты — отец и мать моей чести и славы, а я до сих пор не принес ничего в жертву тебе".

Вдруг атаман схватил маленького князя поперек пояса. Покатились по палубе жемчужины, затрещала шитая золотом ткань.

Мальчик мелькнул в воздухе, смешно перебирая ногами, и с плеском скрылся за бортом.

Вечером Карлсон раскрыл подарок Молескина и написал: "Была у этого разбойника в услужении пленная княжна, прекрасная и благолепная девица, но его за неволею, страха ради любила. И во всем угождала". Тут он остановился и заплакал.

Но быстро успокоившись, швед продолжил: "Однако знаменитый разбойник, немало не раздумывая, принес ее в жертву Посейдону, согласно обычаю, принятому у московитов".

Так закончилась история маленького князя.

Ну а что же сам Карлсон? Вскоре он повздорил с атаманом и казаки чуть не зарубили его. Швед бежал от них на шлюпке, скитался по Каспийскому морю, попал в рабство в Дагестане, а потом был выкуплен польским посланником.

Когда он двигался на север, то встретил лодку с солдатами и огромной клеткой на палубе.

— Кого везете? — крикнул кормчий.

— Людоеда! — отвечали ему стрельцы.

И правда, в клетке сидело страшное косматое существо. С трудом узнал в нем Карлсон грозного атамана.

Они встретились глазами, и вдруг существо в клетке закричало:

— Нет, не ворон я! Не ворон! Я мельник!

Но тут лодки разошлись уже далеко, и продолжения Карлсон не услышал.

Извините, если кого обидел.

25 августа 2009

История про авторские права

Только отвернулся, как оказалось, что все говорят об авторских правах. Так всегда бывает: справедливо разозлится обыватель на что-то, раскричится, а пройдёт две недели, как остынет, забудет. Какая девочка, отсуженная от родителей? Какая война? Да и хрен бы с ними.

А теперь все обсуждают авторские права. Я вообще люблю про авторское право, потому что это чудесная флеймогонная тема (после Сталина и евреев, разумеется).

Потому что люди в этой теме на самом деле всё время обсуждают вопрос "Священна ли частная собственность?".

А уж этот-то вопрос несколько тысяч лет людей мучает.

И тут либо священна, либо нет — как с беременностью.

Либо у человека есть право на собственность, либо у это право можно позаимствовать из соображений какой-то высшей целесообразности.

Ну, а уж обсуждение законов, которые никто из спорящих не читал, это вообще прекрасно. Законы и кодексы — известное говно. Я вообще заметил, что если какой-то документ не читать, то он всегда — говно. И про правила дорожного движения мне тоже это говорили. Ну, и время от времени можно встать с вопросом "Нет, ну вот скажите нам, начальник транспортного цеха, вот если бы у бабушки был хуй, она была бы дедушкой? Вот, если — хуй? А то жутко интересно".

Извините, если кого обидел.

26 августа 2009

История про памятник

Мне вот ужасно ещё интересна история с восстановленной станцией "Курская". Она мне интересна с точки зрения эстетики, если кто не понял. Причём не потому, что она уж мне так приглянулась с архитектурной стороны, эта станция — как раз нет. Моя родная изуродованная "Маяковская" мне куда ближе.

А "Курская" — все эти в багрец и золото одеты телеса вызывают во мне уважение, как всякий образец сталинского ампира, но не любовь.

Мне интересно другое — как руководство метрополитена и реставраторы объясняют то, что всё они как бы сделали, а вот сталинский памятник не восстановили. Ну, отговорка, что он утерян меня как-то не убеждает.

Там половина фурнитуры была утеряна — и что? Восстановили.

Меня это обстоятельство ещё третьего дни заинтересовало. Так вот что я скажу — это очень интересная история в плане художественного высказывания "можно — нельзя".

То есть, такая занесённая для шага нога, и шагнуть нельзя, и обратно поставить невозможно — с одной стороны, если восстановили надписи, то надо бы и памятник. То есть, если уж реставрировать, так до конца — "Будет как при бабушке! И толпа под балконом закричала "Ура!" в свете факелов.

А с другой стороны, понятно, что надписи сейчас как бы можно, памятник — никак нельзя, а вот, скажем, бюст — непонятно.

То есть, за надписи отбрешешься, а вот за памятник дадут пиздюлей.

Это грань очень интересна для размышлений. С этими визуальными жестами вообще всё непросто.

Ведь, например, Хрущёв произнёс свою речь в 1956 съезде на XX съезде, а решение о переименовании городов, уничтожении статуй и бюстов было принято в октябре 1961-го, на XXII съезде — уже Гагарин в космос слетал, да и Титов тож.

А портреты из кабинетов убрали почти сразу — в 1954-55 годах.

Как-то это всё знаки какого-то стиля, ритуала, которые мы уже разучились читать, а вот начальник Метрополитена понимает интуитивно.

(Большая картинка на сайте muar.ru — спасибо за подсказку zamost)

Извините, если кого обидел.

26 августа 2009

История про поэта

Да. Я думал, что он вечный.

Извините, если кого обидел.

27 августа 2009

История про сказочника

С этой смертью вышла некоторая неловкость. Я за две минуты до печального известия написал историю про Михалковых, которую пришлось стереть — в ней был нездоровый градус веселья.

Итак… Возник нездоровый градус веселья, а ведь Смерть — это всегда рык льва в лесу. Звук, известие, знак — после которого все звери должны прижать уши и помолчать.

Но я понимаю, что смерть Михалкова, да и вообще всех известных людей, даётся нам как бы в назидание. Потому что можно соотнести человека с его делом, или узнать о нём что-то новое. Это ведь так важно человеку обычному. Вот утону я в Западной Двине или погибну как-нибудь иначе, — страна не пожалеет обо мне, но обо мне товарищи заплачут. Не будет утром траурных газет, подписчики по мне не зарыдают, прости-прощай, Центральный Комитет, ах, гимна надо мною не сыграют. Над Михалковым сыграют гимн, треснет салют (он участник Отечественной войны, и это положено по статусу), Центральный Комитет, правда, пропал куда-то.

Честному обывателю, пока он не утонул в Западной Двине