Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

Пока мы совещались, как пресечь опасность от агитации на фронте, катастрофа разразилась. Ввиду наступления и отступления немцев по путям к Варшаве, началась «эвакуация» целого ряда местечек от еврейского населения. Вот короткие выдержки из записей.

9 ноября. …Сердце разрывается от заглушенных стонов еврейства, от воплей тысяч изгнанников Гродзиска, Скерневиц и др., вытолкнутых из родных гнезд «родною» русскою властью после ухода германцев.

10 ноября. …Огромный сдвиг совершился в настроении еврейских масс за эти три месяца. Патриотический налет первых дней войны исчез, и на смену ему пришло отчаяние, доходящее до... германофильства. И не диво: эти расправы русской армии с мирным еврейским населением в Польше и Галиции, это грядущее хамство, сулящее неприкосновенность еврейского бесправия повсеместно, это издевательство над отцами и братьями умирающих за отечество, — что иное могло оно вызвать? Говорят, что когда изгнанные бесчеловечным приказом командующего армией евреи Скерневиц и Гродзиска встретили в пути (шли около 80 верст до Варшавы пешком старики, женщины, дети) русский полк, они обратились к еврейским солдатам (этого полка) с мольбою: смотрите, братья, что делают с нами! Евреи-солдаты заплакали, но ничего не могли сделать. Так сообщил докладчик, приехавший на днях из Варшавы... У меня лежат донесения из массы городов Царства Польского о военных погромах и польско-русских расправах над евреями[48].

29 ноября. Грустные думы при тусклом свете ханукальной свечи, думы о цепи былых Ханук моей жизни. Теперь наши Маккавеи сражаются за свободу разных народов, но не за свою. Даже за свободу наших поработителей и мучителей мы проливаем кровь, когда те сулят нам продолжение рабства... Вчера сильная статья Леонида Андреева{553}, запрещенная в Петербурге и появившаяся в Москве в «Утре России»: автор призывает снять клеймо варварства с России, терзающей евреев. У нас же (евреев) не хватает мужества всему свету заявить: мы сражаемся под условием завоевания нашей свободы и равенства. Таков был смысл декларации, предложенной мною и отвергнутой совещанием.

2 декабря. Одной вечерней поездки на другой конец города в скверную погоду было достаточно, чтобы свалить меня (заболел инфлюэнцей)... Невольно является мысль: да следует ли рисковать силами, ассигнованными для науки, и тратить их на деятельность низшего разряда? Ведь не пробить мне толстой брони оппортунизма наших патентованных общественных деятелей. Вчера говорил об этом и многом другом с Винавером, вернувшимся из-за границы. Не уверен, чтобы он пошел против течения. Он сам говорит, что за две недели (после возвращения) его засосала петербургская тина.

В те дни меня потянуло к публицистике. «Хочется кричать, а нельзя говорить даже шепотом, полусловами, — писал я 19 декабря. — Мне покою не дает план серии коротких статей под заглавием „Inter arma“ — конечно, с недомолвками, с обходом опасных пунктов». Ближайший толчок к первой статье дала мне опубликованная беседа О. О. Грузенберга с представителями прессы по поводу какого-то патриотического акта (кажется, отправки пищевых пакетиков, «даров любви» для фронтовых солдат). Увлекающийся оратор, слитком поддающийся минутным настроениям, сказал: «Если бы надо было формулировать отношение евреев к войне, я сказал бы: евреи сейчас думают не о своих правах, а только о своих обязанностях в отношении своей великой родины». Эта мысль шла вразрез со всем, что меня волновало с первого дня войны. Я немедленно написал первую заметку из серии «Inter arma» пол заглавием «Права и обязанности». Я поставил вопрос: «Действительно ли евреи, несомненно думающие о своих обязанностях и самоотверженно их исполняющие, так быстро, выражаясь по-военному, эвакуировали свои головы от всяких мыслей о правах, о бесправии в настоящем и устранении его в будущем?» Со сдержанным негодованием, остерегаясь шипов военной цензуры, я отвечал: «Народу, наиболее обездоленному в гражданском отношении, советуют не думать во время войны, для которой он приносит колоссальные жертвы, о своих правах, о том простом акте гражданской справедливости, который по велению совести должен последовать за нынешней войной, с опозданием по крайней мере на сто лет… Создалось бы представление о евреях как об илотах, идущих даже в бой с клеймом вечного рабства». Нет, «евреи в своей интеллигенции и массе не только крепко думают о своих правах, среди жгучих забот об исполнении обязанностей, но именно в сопоставлении с обязанностями народная дума о правах приобретает особенную остроту, сложность и трагичность». Статья кончалась призывом к борьбе против безнадежности: «Давайте подумаем, что можно сделать теперь же для борьбы с разъедающей нас безнадежностью, для исцеления глубоко раненной еврейской души, для укрепления нашего духа таким идеалом, который совмещал бы элемент надежды с элементом непрерывного действия».

С трепетом ждал я выхода последнего за 1914 г. нумера «Нового Восхода», где должна была появиться моя статья, не безупречная с точки зрения военной цензуры. Однако статья проскочила сквозь колючие проволоки с легкой раной: цензорской купюрой в виде небольшого пробела в тексте.

Глава 55

Из дневника второго полугодия войны (январь — июнь 1915)

Переживания войны на «еврейском фронте». — Новогодние гадания. — Болеутоляющий наркоз воспоминаний. — «Inter arma», проект декларации, план исторических работ, — Ужасы фронта и невозможность укрыться, «пока пройдет гнев». — Доклад о Польше в Историческом обществе. — Мысли вслух о политической ориентации. — Статья о перспективах войны: международный фазис еврейского вопроса. — Пасхальный «сейдер». — Посещение А. Я. Гаркави. — Изменение моего исторического плана; «Всеобщая история» поглощает специальную историю польско-русских евреев. — В собрании «Лиги борьбы с антисемитизмом» (Горький и др.). — Беженцы из «черты», заложники, протест петербургской общины. — Работа для американского издания монографии об истории евреев в Польше и России. — Смерть Переца. — Проект всенародного поста-протеста. — Выселения из Курляндии. «Новый Восход» запрещен. — Выселения из Литвы, — Навет предательства в Литве. — Непрерывные совещания. Принят мой проект петиции. Судьба его.

Продолжаю свои выписки из дневника за первое полугодие 1915 г., когда ужасы войны на «еврейском фронте» отзывались душевными терзаниями в нашем петербургском обществе и толкали нас на путь протеста, большею частью заглушенного, бессильного. Я не мог бы теперь воспроизводить тогдашние переживания более четко, чем в этих давних строках, писанных бегло, под напором впечатлений страшных дней.

1 января. Весь мир стоит теперь, на пороге нового года, перед огромным вопросительным знаком. Еврейский вопрос потонул бы в мировом, если бы в данный момент наш исторический трагизм не выделялся слишком ярко из вселенского. Среди десятков воюющих народностей только шесть миллионов людей еврейской национальности сражается за отечество, третирующее их как илотов. Не