Рассказы о временах Меровингов - Огюстен Тьерри

сердце его кипела страсть совсем не к славе и битвам. Следуя небольшими переходами к берегам Луары со своей конницей и пехотой, он мечтал о Брунгильде и жалел, что шел не по тому пути, который по крайней мере сближал бы его с нею. Мысль эта, занимая его постоянно, вскоре заставила забыть о цели путешествия и о поручении, на него возложенном. Прибыв в Тур, он, вместо простого привала, пробыл в этом городе более недели, под предлогом желания встретить светлый праздник в базилике Св. Мартина[144]. Во время этого отдыха он занимался на досуге не соображениями о дальнейшем походе, а мерами к побегу и накоплением всеми возможными средствами из дорогих и негромоздких вещей казны, удобно переносимой. Пока его воины рыскали по окрестностям города, грабя и разоряя, он до последнего экю обобрал преданного отцу его Левдаста, графа Турского, принявшего его в своем доме с величайшей честью[145]. Очистив этот дом от всех бывших в нем драгоценностей и имея в руках сумму, достаточную для исполнения своих предприятий, Меровиг выехал из Тура, как будто для свидания со своей матерью, которая, с тех пор как Хильперик развелся с ней и женился на Фредегонде, инокиней жила в Мансе. Но, вместо исполнения этого сыновнего долга и присоединения затем к войску, он проехал дальше и через Шартр и Эвре направился к Руану[146].

Ожидала ли Брунгильда такого доказательства привязанности или просто удивилась приезду Хильперикова сына, во всяком случае, она так ему обрадовалась, и любовь между ними так быстро возрастала, что через несколько дней вдова Сигеберта совершенно забыла своего мужа и соглашалась выйти за Меровига[147]. Степень родства относила брак этот к союзам, воспрещенным церковными законами, и хотя религия не имела большого влияния на совесть двух любовников, однако они рисковали встретить препятствие своим желаниям, ибо не находилось священника, который бы взялся совершить бракосочетание, противное церковным уставам. Епископом Руанской кафедральной церкви был тогда Претекстат (Praetextatus), происхождением галл; по странному стечению обстоятельств, он был восприемником Меровига и в силу этого духовного родства сохранял к нему истинно отеческую привязанность с самого дня его крещения[148]. Этот муж, слабый умом и мягкий сердцем, не мог устоять против убедительных просьб, а, может быть, и бурной вспыльчивости молодого принца, которого звал сыном, и, вопреки долгу своего сана, согласился благословить брак племянника с вдовой дяди.

В тот век упадка Галлии нетерпеливость и забвение всяких правил были недугом времени; и все, даже самые просвещенные головы, старались заменить порядок и законность личным произволом или минутным увлечением. Местное население слишком хорошо следовало в этом примеру германских завоевателей, и изнеженность одних вела к той же цели, как и зверство других. Слепо повинуясь влечению своих чувств, Претекстат обвенчал тайно Меровига с Брунгильдой и, по обрядам того времени, держа обоих супругов за руку, изрек над ними таинственные слова брачного благословения, – снисходительный, но стоивший ему жизни поступок, последствия которого не менее были пагубны и безрассудному юноше, исторгшему это согласие[149].

Полный надежд на успех аквитанского похода, Хильперик был в Париже, когда получил странную весть о побеге и браке своего сына. К бурным изъявлениям его гнева присоединились подозрения в измене и опасение заговора против его жизни и власти. С намерением разрушить эти козни, если на то есть еще время, и отвлечь Меровига от влияния и злых советов Брунгильды, Хильперик немедленно отправился в Руан, в твердой решимости разлучить их друг с другом и разорвать союз[150]. Между тем, поглощенные первыми наслаждениями супружеского счастия, молодые супруги помышляли только о своей любви, и приезд нейстрийского короля застал Брунгильду врасплох, несмотря на ее деятельный и находчивый ум. Чтобы не попасть в руки Хильперика в первом пылу гнева и сколько было можно затянуть время, она придумала скрыться со своим мужем в небольшой церкви Св. Мартина, построенной в городской стене. То была одна из деревянных базилик, обыкновенных в то время во всей Галлии, тонких и высоких, с пилястрами из многих бревен, соединенных между собой, со сводами всегда остроконечными, по затруднительности выводить их иначе из подобного материала, которые, по всей вероятности, послужили первообразом стрельчатому стилю, введенному несколько веков спустя в общую архитектуру[151].

Хотя этот приют был очень неудобен по милости тех покоев, которые, прилегая к стенам небольшой церкви и разделяя ее льготы, служили убежищем, однако Меровиг и Брунгильда поселились тут, решась не покидать этого места, пока не будут в безопасности. Тщетно нейстрийский король употреблял всякого рода хитрости, чтоб выманить их оттуда; они не вдавались в обман и так как Хильперик не осмеливался употребить силу, из опасения навлечь на себя грозное мщение святого Мартина, то и был вынужден вступить со своим сыном и невесткой в переговоры. Они соглашались сдаться, но требовали от короля клятвенного слова не разлучать их друг с другом. Хильперик дал это обещание, только так уклончиво, что предоставил себе полную свободу действовать, как ему вздумается: он поклялся, что если такова воля Божия, то он их не разлучит[152]. Несмотря на двусмысленность этого выражения, Меровиг и Брунгильда удовольствовались клятвой, и частью из усталости, частью по убеждению, решились выйти из-за льготных стен, на которые храм Св. Мартина Руанского распространял право неприкосновенности. Хильперик, несколько успокоенный покорным видом своего сына, благоразумно сдержал свой гнев и скрыл подозрения; он даже поцеловал обоих супругов и сел с ними за стол, с притворным видом отеческого к ним расположения. Проведя таким образом два или три дня в совершенной скрытности, он вдруг увез Меровига и отправился с ним по дороге в Суассон, оставив Брунгильду в Руане под присмотром более строгим[153].

Не доезжая несколько миль до Суассона, нейстрийский король и его юный спутник остановлены были самыми зловещими известиями. Город был осажден австразийским войском; Фредегунда, переехавшая туда в ожидании своего мужа, едва имела время бежать с пасынком Хлодвигом и родным своим сыном, еще грудным ребенком. Рассказы, все более и более достоверные, рассеяли всякое сомнение насчет обстоятельств этого неожиданного нападения. То были австразийские переметчики под предводительством Годевины и Сигоальда, которые, перейдя от Хильперика к юному королю Гильдеберту II, ознаменовали раскаяние свое перед возвращением на родину смелым набегом на столицу Нейстрии. Их малочисленное войско состояло большей частью из жителей Реймсской равнины, народа буйного, который при первом слухе о войне с нейстрийцами переходил на грабеж чрез неприятельскую границу[154]. Король Хильперик без труда собрал между Парижем и Суассоном более значительные силы и тотчас пошел на помощь к осажденному городу;