Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак

В дни работы I Съезда произошло первое крушение устоявшегося номенклатурного порядка. Оказалось, что решения ЦК и даже Политбюро не всесильны. Я рассказывал уже, как верхушка партии вынуждена была спешно собраться на внеочередной Пленум, чтобы предложить новые кандидатуры взамен отвергнутых народными депутатами.

Но это был лишь первый звонок. Дальше — больше. Началось формирование союзного правительства, и стало ясно, что времена изменились. Если раньше после партийного решения новоиспеченный министр мог сдавать дела по месту прежней своей работы, теперь выяснилось, что он еще должен явиться в комиссию или в комитет Верховного Совета. Здесь мы стали очевидцами того, как буквально на глазах менялись люди.

Уже прошли баталии I Съезда, а они еще ничего не поняли. Приходили важные и недоступные, мол, развели бюрократию эти демократы, приглашают на какое-то слушание… Они искренне показывали нам свое отношение. Они нисходили к нам из своих, для многих уже протертых кресел, нисходили, повинуясь обязанности, и всем видом демонстрировали собственную занятость: „Прошу побыстрее, мне через полчаса вести совещание!“

Но начинались вопросы. И тут оказывалось, что министр не знает и того, что должен знать рядовой инженер. Да что там инженер — студент или школьник!..

Незнание, как правило, сопровождалось неумением принять на себя ответственность за неблагополучие в отрасли.

Кандидат в министры уже не вспоминал о назначенном совещании. Теряя свою значимость, он оказывался вполне обычным, только очень испуганным человеком. Но и этот человек не понимал, что же наконец произошло и почему комитет или комиссия принимает совершенно абсурдное решение — не рекомендовать его на ту самую должность, которую он занимал многие годы…

Скоро выяснилось, что такая „нерекомендация“ окончательна и получить пост вопреки „приговору“ комитета шансов-нет. Единственным исключением стал министр путей сообщения. С третьего или четвертого захода он все же возглавил свое министерство. Но тут депутатов буквально упросили Николай Иванович Рыжков и Михаил Сергеевич Горбачев: мол, другой кандидатуры нет и бить пока не может, вы уж уважьте…

Примерно треть претендентов была провалена. Часть — в комитетах, а часть — уже на сессии Верховного Совета. Это было вторым ударом для некомпетентных министров: дискуссии вокруг тех, кто со скрипом, но прошел через комитет и с перевесом в несколько голосов получил рекомендацию, бывали весьма драматичными. Подчас споры переходили в столь резкую критику, что она уже принимала крайние формы.

Так было с утверждением Генерального прокурора СССР. Он прошел большинством в шесть голосов. Кстати, тогда в Кремлевском Дворце съездов еще не смонтировали машину для голосования, а „электроника на пальцах“ чревата и куда большими ошибками: чью-то поднятую руку не заметили, кого-то приплюсовали дважды… Так что шесть голосов могло быть и в минусе.

Но, как бы там ни было, номенклатурный принцип назначений уже не действовал. Может быть, здесь ортодоксы номенклатуры впервые задумались, куда же идет дело. И, почуяв, что их время уходит, осознали: надо объединяться, надо всерьез бороться за собственное выживание. Да, на первой стадии они оказались неготовыми. Несколько последних десятилетий они существовали столь комфортно, что, кроме аппаратной, другой борьбы и не знали. Аппаратными способами они одержали и несколько весомых побед на I Съезде, особенно в первые его дни, когда и демократы еще не были сплочены. Тогда весомой победой ортодоксов стал ряд назначений руководителей постоянных комиссий и комитетов Верховного Совета. Иного и быть не могло: депутаты еще плохо знали, кто есть кто, и потому голосовали за тот состав комиссий и комитетов, который был предложен президиумом.

До сих пор остро помню чувство бессилия в конце одного из таких дней… Желание все бросить и просто уйти, уехать домой и никогда уже не возвращаться в этот зал…

Но я не уехал и мандат свой не сдал. Утро вечера мудренее… А утром начинался новый бой — целых восемь часов работы, восемь часов надежды. Но особенно тяжел был именно день избрания председателей постоянных комиссий и комитетов. Я выступал по каждой кандидатуре, аргументировал, почему тот не подходит на тот пост, а этот — на этот. И тем не менее все были избраны, все утверждены.

Уверен: если бы выборы проходили сегодня, многим из нынешних председателей депутаты отказали бы в доверии. Ну кто бы стал избирать заместителем Председателя Совета Союза безмолвную симпатичную казашку, которая потом за все время работы съездов и сессий не произнесет ни слова и так и останется украшением президиума? При этом в жизни она действительно очень милая и скромная женщина.

И все же те выборы стали лишь частной победой ортодоксов. Весь ход I Съезда был против номенклатуры и номенклатурности, а консерваторы не столь глупы, чтобы этого не понимать. Консервативная оппозиция Горбачеву как раз и начала формироваться сразу после Съезда, во время сессии Верховного Совета.

До сих пор консерваторы не противостояли впрямую политике Горбачева. Во всяком случае, в качестве сколько-нибудь сплоченной и организованной силы. Напротив, его политика их даже в чем-то устраивала, и они, понимая необходимость каких-то перемен, старались извлечь из них максимальную выгоду.

Средний эшелон власти мечтает стать высшим и на проводы стариков смотрит с надеждой на собственное повышение. Так было всегда. Другое дело, что всегда есть и непотопляемые лидеры кланов и кланчиков, неформальные лидеры Системы. Они могут занимать и не первое кресло. Таков был Михаил Андреевич Суслов. Таков был Егор Кузьмич Лигачев.

Упаси Бог покуситься на некоронованное всевластие!

Фигура Лигачева была достаточно одиозна и до I Съезда. Начиная со знаменитого антиалкогольного Указа, принесшего стране столько бед, а многим и многим сказочные теневые доходы, Лигачев неизменно появлялся в ореоле борца за социалистические принципы. Второе его явление в качестве лидера марксистской ортодоксии — снятие Ельцина с поста первого секретаря московских коммунистов.

Лигачев начал свой кремлевский взлет с подбора кадров. Такая возможность предоставилась ему еще при Андропове, когда именно Лигачев возглавил кадровую политику Центрального Комитета.

После смерти Брежнева неизбежно ушли и наиболее связанные с ним люди. Разумеется, не все. Но для многих новых секретарей обкомов Лигачев стал благодетелем, царем и богом. От него зависело их благополучие, их надежды на московское будущее.