Преступный выстрел - Игорь Дмитриевич Скорин

Подошел мой сопровождающий и поинтересовался, рассказал ли Беляницын, как стал лауреатом.

— Рассказал, но не очень подробно.

— Они с капитаном молчуны. Когда Федор Трофимович по болезни на пенсию вышел, он загрустил дома, и капитан уговорил его пойти на этот катер. Вот четверть века вдвоем плавают. Идемте на нос, выберем место позанимательней, приткнемся к берегу, порыбачим. Нужно на уху рыбешки натаскать. А то и сегодня борщом потчевать станут.

У робинзонов

Бурлаков предложил побывать в Ахтубинской районной инспекции рыбоохраны, и мы направились вверх по Волге. Навстречу шли груженные лесом баржи, торопились за нефтью длинные нефтеналивные суда. Гремела музыка с экскурсионных пароходов — люди, сбежавшие от московских осенних дождей, здесь, в низовьях Волги, наслаждались продлившимся для них летом. Иногда мы обгоняли медленно ползущие вверх баржи с ящиками, наполненными ярко-красными помидорами. На других судах горами возвышались, соблазнительно поблескивая на солнце, полосатые арбузы. Астраханцы слали в центр России свой урожай. Берега то круто, обрывисто поднимались над рекой, то расстилались плодородными низинами. Река поражала множеством островов. На одном из них мы и решили заночевать — у знакомого Бурлакову лесничего.

— Остров этот тянется на двадцать километров, — пояснил инспектор. — С одной стороны — Волга, с другой — Ахтуба и рукав Кадышева, да еще разрезает его протока Ветчинкина. А на нем десятки заливных озер и лес.

Катер ткнулся в берег и встал на якорь. Впереди на высоком песчаном бугре виднелись три ветхих дома.

— Идемте, — позвал Геннадий Яковлевич, — не пожалеете. Познакомлю с хорошими людьми.

Капитан сказал, что останется со своей командой на катере, а мы по сухому, мелкому, похожему на соль песку направились к домишкам.

— Здесь живет лесник Иван Слюсарев, человек молодой, всего тридцать два года. Он, можно сказать, вырос на этом острове. До него тут лесничествовал его отец, но заболел, ушел на пенсию, и теперь Иван на его месте. До этого он жил в Волгограде, работал на тракторном заводе, занимал хорошую должность — был сменным мастером большого цеха. Но вот уволился с завода, бросил квартиру — и сюда, в пески.

— Зачем?

— А это уж пусть он сам расскажет. Учтите, здесь нет ни электричества, ни водопровода. А зимой да в половодье остров, считай, отрезан от всего мира. Ни сюда нельзя попасть, ни отсюда выехать. Когда выборы, к ним избирательная комиссия на вертолете прилетает.

— Что же он тут, один?

— Почему? С женой и двумя детишками.

Вблизи дом лесника показался еще более ветхим. Небольшой двор, обнесенный штакетником, выглядел голым и неуютным. Посреди двора длинный стол под навесом и врытые в землю деревянные скамьи. Ни кустика, ни деревца. В стороне огромная, как двуспальная кровать, печь с короткой трубой и здоровенной топкой, из которой торчал наружу обрубок толстого дерева — его проталкивали в топку по мере сгорания. Чуть поодаль, за плетнем, загон для скота. За домом в низине виднелось озерцо, а дальше густой серо-зеленый лес.

Возле печи колдовали три женщины. Две плотные, коренастые, загорелые, и рядом с ними худенькая, высокая, подвижная девушка в олимпийском спортивном костюме. «Пионервожатая, — решил я про себя и тут же подумал: — Но как же могут попасть сюда пионеры? Сентябрь, начались занятия в школах. А может, их прислали на уборку?» Геннадий Яковлевич поздоровался с женщинами и начал знакомить меня. Те, кого я принял за хозяек, оказались гостями, а «пионервожатая» — женой лесника. Она пригласила нас в дом, и я, переступив порог, был приятно удивлен: дом, такой старый снаружи, внутри был ухоженным, чистым и напоминал обычную московскую квартиру. Диваны, деревянные кровати, полированные шкафы, трельяж, в застекленной тумбочке коробки косметики и духов, в том числе «мисс Диор». Только не было паркета на полу, зато хорошо крашенные доски прикрывались современными паласами. Меня обуяло любопытство. Захотелось все разузнать об этой семье. Но тут появился сам лесник — высокий, бравый. Загар, черная шевелюра и римский нос делали его похожим на цыгана. Он приехал на видавшем виды мотоцикле. Мы вышли во двор, и он пожаловался:

— Собирались сегодня стричь овец. У нас да вот у знакомых, — он кивнул в сторону женщин, — есть по десятку собственных. Да не вышло, не нашел овечек. Пол-острова объехал и не нашел. Куда-то забились. Ведь мы их тут не пасем, не стережем. Они бродят где хотят, изредка приходят к дому. Эти прожоры, — лесник указал на двух крупных черно-пегих свиней на высоких ногах, — тоже бродят где хотят, дружат с дикими кабанами, но все равно обедать и ужинать бегут домой.

Одна из женщин, слушавшая наш разговор, успокоила лесника:

— Не горюй, Иван Михайлович! Найдутся овечки, если их, конечно, двуногие волки не скушали.

— Бывает? — удивился я.

— Еще как! — горько усмехнулась другая гостья. — Вот я в прошлом году своих стригла и знаете, что у двух в шерсти нашла? Вовек не догадаетесь. Крючки с блеснами под шкуру впились. Хорошо, что у тех рыбаков леска тонкая оказалась и оборвалась, а то бы я двух овечек недосчиталась.

— К нам на остров много народу приезжает — из райцентра, из Волгограда, даже москвичи бывают, — сообщил лесник. — Озер уйма, и в них рыба после половодья остается. Иногда эти гости безобразничают. Летом слышу — на берегу стрельба. Я — туда. Пять парней из ружей палят по бутылкам. Подошел, спрашиваю, почему в заказнике стрельбу подняли. Они — ругаться: какое, мол, мне дело. Вижу — спор ни к чему не приведет, запомнил номера на их двух лодках, потом в райотдел наш передал. Позже мне участковый сказал, что у той компании два ружья незарегистрированных отобрали. Вы извините, у меня дела, — вдруг перебил сам себя Иван Михайлович, вынес из дома чистое эмалированное ведро и направился к скотному двору.

— Пошел доить наше стадо, — улыбнулась мне жена лесника, Надежда Васильевна. — Вернется — будем ужинать, а пока я провожу подружек, им домой пора, лодка за ними, наверное, уже пришла. Живут они в Петропавловке, по соседству с родителями мужа.

Женщины ушли, а мы с Геннадием Яковлевичем расположились за столом во дворе и завели разговор, пытаясь разгадать, что же загнало сюда молодую чету, словно робинзонов на необитаемый остров.

— Природа? Какая тут природа! — усмехнулся Бурлаков. —