Товстоногов - Елена Владимировна Семёнова

Вот тут и шевельнулись волосы от ужаса. Первое – она сошла с ума! Второе – что будет?! Гога никогда не простит. Срыв спектакля в БДТ!!! Первого января!!!

Так что же случилось? Компания засиделась до утра. Утром стали прибираться с подругой. За окном тьма – январское ленинградское утро. В соседней квартире еще гуляли. Стучали к актрисам, звали к себе. Им отвечали через дверь: оставьте в покое! Легли часов в девять утра… и провалились. Проснулась снова от жуткого стука в дверь. Подруга спит. За окном все еще тьма. Значит, все еще утро. Кричат: “Открой!” и что-то про спектакль. Ответила: “Оставьте в покое! Перед спектаклем надо выспаться”. И снова легла. А был уже вечер.

На следующее утро… догадайтесь сами, что было с ней на следующее утро.

А в театре наступила зловещая тишина. Событие экстраординарное. Возмущение всеобщее – в нашем театре! Начинающая свой путь актриса! В Новый год! Играя главную роль в постановке Георгия Александровича! Ожидание расправы. Мы с Басилашвили ходили к Товстоногову с адвокатской миссией, но вина-то очевидна! Король в ярости, патриции непреклонны – никакого прощения! Под взглядами свиты виновница проследовала в кабинет, как на эшафот. Тенякова не просила прощения, она готова была принять кару. Голос Гоги громыхал, и было слышно в приемной и в коридоре.

– Мне не нужны артисты, на которых я не могу положиться. Я бы вообще не разговаривал с вами, если бы вы не были нужны театру. Разумеется, я вас увольняю, но через неделю я вынужден буду взять вас обратно, потому что вы играете в спектакле, который уже объявлен. У меня связаны с вами большие планы, которые вы сорвали. Если вы заболели, вы обязаны предупредить театр заранее. А если вас нет на месте к явке, то… Валериан Иванович!

Вбегает Валериан Иванович, стоявший за дверью.

– Валериан Иванович, если актрисы нет на месте, почему немедленно не позвонили и не проверили?

В. И. Георгий Александрович, у нее нет телефона. (Выходит.)

Г. А. Лишить премии, объявить выговор – этого мало, это неадекватные меры! Все должны понять, что в театре так не может быть! Вообще не может! Здесь не должно быть места снисхождению! (Еще громче.) Валериан Иванович!

Валериан Иванович входит – так и хочется сказать: “Входит с топором”, но это слишком – входит, готовый записать решение владыки.

Г. А. Валериан Иванович! А как это возможно, что у ведущей артистки театра нет телефона? (И еще громче.) Немедленно поставьте перед дирекцией вопрос об установке телефона! Левит в театре?

В. И. Да, Георгий Александрович.

Г. А. Вот пусть он займется! Не-мед-лен-но!

В. И. Хорошо, Георгий Александрович. (Выходит.)

Г. А. Идите, Наташа! И объясните письменно, почему вы не смогли вовремя предупредить о своей болезни.

Помиловать и больше не обсуждать! Королевская милость».

Последней неофициальной женой Товстоногова стала актриса Тамара Григорьевна Котикова. Она была моложе его на 30 лет и училась на его курсе. Этот курс мэтр формировал по собственному представлению о педагогике, объединив на нем будущих режиссеров с будущими актерами. Необычным был и выпускной спектакль этого курса – поставленная Товстоноговым пантомима «Зримая песня». Георгий Александрович с тревогой замечал, что новые поколения актеров и режиссеров утрачивают чувство звука, музыки, являющейся совершенно необходимой составляющей частью спектакля. Преодолевать «глухоту» решено было пантомимами, развивающими ассоциативное мышление не от слова, но от звука.

«Я настолько озабочен тем, что молодые режиссеры мало занимаются музыкальной и пластической стороной спектакля, – говорил впоследствии мастер на занятии режиссерской лаборатории, – что даже поставил в институте несколько лет назад спектакль “Зримая песня”. – Я отобрал из шестидесяти режиссерских работ двадцать лучших и объединил их в спектакль, который мы довольно широко показывали, хотя поначалу это было только тренировочное упражнение. Так что я очень серьезно отношусь к этой стороне нашей профессии, без нее драматическим театрам было бы просто невозможно жить. Музыка расширяет диапазон артиста, обогащает его возможности». Спектакль имел грандиозный успех. Целую неделю студенческий театр собирал аншлаги в центре Парижа, в зале, где за три дня до этого солировали «Битлз».

В ту пору никаких отношений между мэтром и его студенткой еще не было. Окончив курс, Тамара поступила в некогда возглавлявшийся Гогой Театр имени Ленинского комсомола, и Товстоногов пришел туда «благословить молодежь». По окончании встречи неожиданно попросил у бывшей студентки номер телефона. Тамара удивилась, но номер дала.

Вскоре в Тбилиси скончалась мать Георгия Александровича. Тамара Григорьевна, несмотря на настояния детей, так и не захотела покинуть родной город. Ленинград пугал ее своим холодом и отсутствием знакомых, которыми, напротив, был полон солнечный Тбилиси. Сразу после похорон, прямо из аэропорта, почерневший и небритый, Товстоногов появился на пороге Котиковой:

– Я приехал и сразу к вам… Пойдемте куда-нибудь поужинаем.

За ужином он принялся рассказывать девушке о своей жизни. Подобная «исповедальность» находила на него редко, но слишком велика была боль утраты, и нужно было выговорить ее. Кому-то, кто готов был участливо слушать.

– А теперь там стоит крест с надписью «Тамара Григорьевна Товстоногова»… Как ваше отчество?

– Григорьевна…

Так на место одной Тамары Григорьевны мистическим образом пришла другая.

«Он в жизни был совершенно другой, совсем не такой, очень тонко чувствующий, очень ранимый, очень добрый, очень любящий», – вспоминает Котикова.

Свою избранницу мэтр бережно хранил ото всех. Никто не знал об их отношениях, не осталось даже ни одной общей их фотографии. С одной стороны, это было вызвано нежеланием сплетен: 55-летний хозяин БДТ и его 25-летняя студентка! С другой – суеверный Гога таким образом пытался защитить поздно обретенное хрупкое счастье от завистливого глаза. Увы, это не помогло. Через семь лет Тамара Котикова влюбилась в другого мужчину и вышла за него замуж. Этот брак оказался ошибкой и продлился всего год, но… Этот год «всемогущий» Гога ждал свою Тамару. И дождался – в больнице, куда его привело больное сердце, которое, по словам Котиковой, «нельзя было разбить». Тамара заглянула в палату и сразу предложила, чтобы он выгнал ее, как предательницу. Но Георгий Александрович велел ей остаться.

– Ну подумаешь, ну влюбилась, – мягко говорил он. – Ну что это такое по сравнению с тем, что было между нами? Ты, когда будешь взрослая, будешь в моем возрасте, поймешь, что таких отношений, как между нами, не бывает вообще. И это не имеет значения: влюбилась – не влюбилась, было что – не было что, как оно было. Хочешь, расскажи, не хочешь, не рассказывай. Как хочешь.

Немногие посвященные в этот тайный роман друзья говорили Тамаре Григорьевне, что Георгию Александровичу плохо без нее, и убеждали вернуться – ведь