Крепость в Лихолесье - Ангина

пор не доводилось — он лишь пару раз видел, как в Изенгарде это делал Хавальд, гарнизонный лекарь. У Хавальда получалось так легко и практически без усилий, что дело не представлялось Гэджу особенно сложным, но сейчас он начал в этом сомневаться. Зуб, хоть и прогнил насквозь, все же сидел в десне плотно, а Шаграх вздрагивал и нервно ерзал в ожидании боли, и Гэдж не без оснований побаивался, что он взбрыкнет в самый неподходящий момент. — Сейчас.

Вымазать шаграхову пасть изнутри немейником было нельзя, но Гэдж вспомнил про другое средство, которое использовалось для лечения язв на деснах и языке — мазь на основе вытяжки из грибов-подземников, она обладала заживляющим и обезболивающим действием. Увы, баночка с лекарством оказалась почти пуста, Гэдж с трудом наскреб со стенок сосуда на тряпицу немного вязкого беловатого снадобья.

— На, приложи к зубу. Это притупит боль.

Шаграх смотрел на него исподлобья — но скорее уже не злобно, а страдальчески. Пару минут подержал тряпицу во рту, выплюнул её на пол.

— Глоб вонючий! Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

«Я тоже на это надеюсь», — подумал Гэдж.

— Ну, готов? — спросил он то ли у Шаграха, то ли у себя самого.

Рыжий мученически распахнул рот. Гэдж вновь наложил щипцы, стараясь взяться за коронку зуба пониже, у основания, чуть покачал клык из стороны в сторону. Зуб пошатывался, но держался крепко, как доблестный воин на боевом посту. Перед глазами Гэджа всплыли красочные картинки из трактата «О зубах человеческих и звериных, а также методах изгнания зубного червя, их разрушающего»; интересно, спросил он себя, а звериные зубы от человеческих сильно отличаются? Задумываться об этом не было времени; Гэдж вздохнул, собрался с духом — и рванул злосчастный клык изо всех сил: на себя и чуть вверх…

Раздался жуткий хруст — и зуб остался у Гэджа в щипцах. Из открывшейся ямки в десне кровь и желтоватый зловонный гной хлынули ручьем.

Шаграх коротко взвыл.

— Ублю-ю-у-док! — Он, наверно, достал бы Гэджа кулаком в нос, если бы тот не успел вовремя увернуться. В щипцах был зажат большой зуб с длинными желтоватыми корнями, и на какой-то миг Гэджу показалось, что один корень обломан — куце и неровно. Неужели отломанный кончик остался в лунке? Холодея, Гэдж положил свой трофей на стол и рассмотрел более внимательно: нет, кажется, оба корня были в целости и сохранности — лезть в кровавую яму щупом и «козьей ножкой» в поисках затерявшегося там отломка нужды, кажется, не было.

— Коновал проклятый! Да чтоб тебя! — прорыдал Рыжий, захлебываясь кровавой слюной. Он судорожно сглатывал её и облизывал губы, но она все текла и текла, оставляя на подбородке орка кровавые разводы. Шаграх вытирал их — или, скорее, размазывал по щекам — дрожащей ладонью. Потом сплюнул Гэджу под ноги, поднялся и, пошатываясь, побрел прочь, держась рукой за щеку, утирая плечом измученное лицо. Гэдж догнал его и всунул в руку тряпицу, пропитанную едким коричневым раствором.

— Ты это… на десну… приложи. Чтобы кровь остановилась и грязь не попала.

Шаграх посмотрел на Гэджа с тоскливой злобой — но тряпицу все-таки взял и всунул в рот. Сглотнул. Потом повернулся и побрел прочь, все еще постанывая и шмыгая носом, прикрывая щеку ладонью…

***

Больше ничего волнительного не случилось. За утро зашли только пара «крысюков» за очередной порцией постоянных снадобий, да забрел, подвывая, какой-то худосочный снага, мучимый ушной болью — пришлось закапывать ему в неопрятное, поросшее жестким седым волосом ухо подогретое облепиховое масло. Больше никто не приходил — видимо, весть об отъезде Шарки уже распространилась по окрестностям, а опухшая, перекошенная физиономия Шаграха и вовсе отпугнула от гэджевской каморки всех возможных посетителей.

Гэдж вздохнул. За лекаря его никто всерьез не воспринимал.

А если заявится Каграт? — спросил он себя мрачно. — Или папаше сейчас не до меня? Сегодня, кажется, Выбор…

Сидеть в одиночестве было тоскливо и неуютно, в голову начинали лезть тревожные и невеселые мысли: о Сарумане, об ошейниках, о визгуне-Кхамуле (при воспоминании о нем Гэдж по-прежнему ощущал мерзкую слабость в животе), о бесцельно прожитых годах, не найденном смысле жизни, неизбывной тщетности бытия и бренности всего сущего…

Тьфу! Он вдруг вспомнил, что закончилось снадобье из грибов-подземников. А вдруг у Рыжего начнется воспаление в десне, и придется вскрывать гнойник и врачевать его заново? От одной мысли об этом Гэджа бросило в дрожь.

Он нацарапал на клочке бумаги записку «Буду после полудня», пришпилил её на дверь, потом взял корзинку и фонарь и вышел через черный ход в коридор, ведущий к казармам. Надо было пройти до лестницы, спускающейся в подвалы, и пошарить там по темным закоулкам — грибы-подземники любили обитать в таких тихих, спокойных и уединенных местах.

Казармы, к счастью, были пусты — караулы сменились пару часов назад, и орки, свободные от дежурства, либо шатались где-то во дворе, либо дрыхли по своим норам после утомительных ночных увеселений, готовясь к продолжению праздника. И все же неприятной встречи избежать не удалось: завернув за угол, Гэдж неожиданно столкнулся с тем, с кем совсем не ожидал и не желал сейчас столкнуться.

В коридоре стоял Шавах.

Он топтался у двери своей конуры, собираясь не то зайти в неё, не то наоборот — уходить, и, неожиданно выскочив из-за угла, Гэдж едва не врезался в него на полном ходу. Рослый звероподобный орк преграждал ему дорогу, как глыба гранита.

— Глоб! — прорычал Шавах. — Смотри, куда прешь! — Он смерил презрительным взглядом мальчишку, фонарь и корзинку в его руке: это был вязкий, подозрительный, студенистый взгляд, неприятно липнущий к коже, как полузасохшая краска, и Гэджу отчего-то стало не по себе.

— Можно мне пройти? — спросил он так вежливо, как только мог, проклиная неожиданную встречу: от Шаваха всегда можно было ждать чего угодно, от пинка под зад до… до стрелы в спину.

Шавах сердито заворчал — но нехотя отступил в сторону, и Гэдж, не глядя на него, торопливо прошмыгнул прочь, к лестнице. Дойдя до конца коридора, он оглянулся — дверь шаваховой конуры по-прежнему была приоткрыта, но самого Шаваха видно не было. Может, он спрятался за дверью, с опаской спросил себя Гэдж, и теперь подсматривает за мной в замочную скважину? Да ну, что за бред… Но ощущение липкого, преследующего его взгляда все равно не проходило, прицепилось к Гэджу, как репейная колючка, и отчего-то заставляло чувствовать себя неуютно.

Стараясь побыстрее обо всем этом забыть, Гэдж торопливо шагнул к лестнице и спустился по истертым ступеням в