1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории - Коллектив авторов

Подробно освещены в книге протестные настроения чехословацкой общественности, которые явно были недооценены в Москве во время подготовки вооруженной акции. Реформаторская деятельность идеологов «Пражской весны» получила большую народную поддержку. Это понимали, например, в Югославии, и в Румынии, но не хотели понимать в СССР, хотя негативы силового варианта наверняка осознавались в Москве. Ответом на введение в страну войск ОВД стало массовое гражданское неповиновение. Призыв XIV (Высочанского) съезда КПЧ к коммунистическим и рабочим партиям всего мира осудить интервенцию был услышан: военную акцию не поддержали некоторые социалистические страны, многие влиятельные коммунистические партии Западной Европы, часть государств третьего мира, близких к международному коммунистическому движению. Иными словами, попытка разрешить кризис путем реализации «классового подхода», воплощенного в доктрине «ограниченного суверенитета», серьезно скомпрометировала идею социализма, стимулировав в дальнейшем формирование доктрины еврокоммунизма. Действия советского политического руководства, взявшего на себя определение степени «опасности» чехословацкого эксперимента для геополитической стабильности в регионе и дела социализма (хотя решения принимались коллективно руководителями «социалистического лагеря»), также стали объектом серьезной и справедливой критики.

События в Чехословакии подвели итог демократизации отношений между СССР и его европейскими союзниками, начавшейся после того, как на XX съезде КПСС был провозглашен тезис о возможности строить социализм в разных странах по-своему, в зависимости от специфических условий, и началась критика культа личности Сталина. Как следствие, в странах «социалистического лагеря» были заложены две тенденции, определившие основные отклонения от задаваемой Москвой «нормы» политического развития: реформирование социализма, придание ему «человеческого лица», и национальное понимание марксизма-ленинизма, постулировавшее приоритет национально-государственных интересов над абстрактными классовыми, за которыми легко угадывались интересы Советского Союза. Периодически эти тенденции проявлялись в виде кризисов в «социалистическом лагере»: острых, как, например, «прерванная революция» 1956 г. в Венгрии, польский Октябрь 1956 г., поставивший страну на грань вооруженной интервенции со стороны СССР, и «Пражская весна», или вялотекущих, таких как регулярно возобновлявшаяся полемика со сторонниками «особого курса» в Румынии в 1960-1970-е гг. В Москве обе тенденции воспринимались как недопустимые, противоречившие интересам рабочего класса и шедшие вразрез с коммунистической идеологией.

Особенно отчетливо такой подход проявился в отношениях между СССР и Югославией. Белград, еще в конце 1940-х гг. заявивший о собственном, национальном понимании марксизма, рассматривался как закоренелый «еретик» в международном коммунистическом движении. После нормализации советско-югославских отношений в середине 1950-х гг. Югославия не вошла в ОВД и не считалась частью советского блока, хотя и признавалась социалистическим государством. Ее руководство пыталось лавировать между СССР и США, не только стремясь получать выгоды от сотрудничества, в частности кредиты от обеих сторон, но и периодически претендуя на роль посредника между Москвой и Вашингтоном. Подобные амбиции Югославии и те успехи, которых она добилась благодаря своей политике «равноудаленности» от сверхдержав, стали возможны отчасти потому, что в начале 1960-х гг. Йосип Броз Тито стал одним из основателей Движения неприсоединившихся государств – организации, в которой в Белграде видели третью точку опоры югославской внешней политики. Положение в треугольнике Москва – Белград – Прага, восприятие чехословацких реформ, дававшиеся советскими и югославскими руководителями оценки ситуации и их динамика в контексте событий 1968 г. в Чехословакии обстоятельно проанализированы в книге.

Авторы всесторонне осветили позицию Румынии, ее отличные от других стран Восточной Европы оценки многих вопросов развития «социалистического лагеря». «Особая» позиция Бухареста, яростно отстаивавшего свой суверенитет и требовавшего невмешательства во внутренние дела через ОВД и Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), порождала даже больший негатив в Кремле, нежели заявления югославского руководства. Проигнорировав мнение Москвы, румынские руководители пошли на установление дипломатических отношений с ФРГ в 1967 г.; в том же году после начала Шестидневной войны на Ближнем Востоке Румыния стала единственной социалистической страной, сохранившей дипломатические отношения с Израилем; кроме того, в условиях нарастающего кризиса в советско-китайских отношениях она избегала публичного осуждения позиции компартии Китая, чем вызывала острое недовольство Москвы.

Значительное внимание в коллективном труде уделено неоднозначной позиции Запада. Если ведущие европейские державы активно поддерживали реформаторские процессы и демонстрировали готовность к развитию отношений с новым руководством в Праге, то вашингтонская администрация реагировала достаточно сдержанно. Американцы дали понять чешским дипломатическим представителям в США, что не будут пересматривать свою позицию признания интересов Советского Союза в Восточной Европе и тем более не намерены ссориться с Москвой из-за ЧССР. Во исполнение этой установки Госдепартамент оказывал прямое давление на американскую прессу, не только блокируя появление в ней материалов с выражением симпатий чехам, но и потребовав вообще сократить публикации о событиях в Чехословакии. Думается, что советское руководство усмотрело в позиции Вашингтона своего рода карт-бланш и учло его при принятии рокового решения в августе 1968 г.

Жесткие заявления Белграда и Бухареста, осудившие интервенцию и политику Москвы как «акт агрессии» и «оккупацию», отчасти были ориентированы на США, Англию и западное общественное мнение, чтобы подстраховаться в случае повторения подобной практики и получить некоторые гарантии Запада. В Белграде и Бухаресте особо подчеркивали, что опасности контрреволюции в Чехословакии не существовало, и, следовательно, для военного вторжения не было никаких оснований. Несомненно, действуя таким образом, Тито и Чаушеску пытались поддержать лестный для них имидж независимых политиков, сопротивлявшихся давлению советского руководства, и укрепить свои позиции в собственных странах.

Осторожно-уклончивая манера поведения дипломатов двух социалистических государств при контактах с американскими дипломатами непосредственно после военного вторжения свидетельствовала, что и румыны, и югославы не были готовы к разрыву отношений с СССР, с большим сомнением относились к возможности вынести вопрос об интервенции в ЧССР на обсуждение в ООН и не поддерживали идею создания чехословацкого правительства в эмиграции. Что касается эскалации военного вмешательства, то руководители Югославии и Румынии, несмотря на объявленную «военную тревогу», по всей вероятности, не особенно верили в возможность нападения на свои страны.

Важной составляющей коллективного труда является освещение кризиса 1968 г. в международном контексте, в частности в сравнении с феноменом европейского «шестидесятничества», и в «национальном» преломлении. Сравнение современного уровня общественного сознания чехов и россиян и художественное осмысление полувекового развития Чехословакии, предпринятые авторами, позволяют определить место «Пражской весны» в коллективной памяти современного общества обеих стран, выявить ее основные характеристики, особенности и тенденции развития. Очевидно, что полученные в результате анализа оценки отражают сложные процессы, развивающиеся в общественно-политической и культурной сферах, испытывают на себе определенный идеологический груз и конъюнктурные влияния.

В структуре коллективного труда нашлось место также разделу «Воспоминания. Документы», материалы которого призваны обогатить наши представления о чехословацких событиях и их отражении в памяти современников.

Объективно «Пражская весна» – уже прошлая эпоха. Однако ее уроки как знакового события полувековой давности не исчерпали