Дети Арога - igor parhomyuk

менее серьезной игры. И раз за разом неудачи смывали эти крохи. Я оставался один на один с разрушенным замком, постылой работой, просроченным графиком оплаты кредитов. Но это были игрушки, по сравнению с пониманием того, что я просто неудачник и тупица и депрессия накрывала все сильнее и сильнее.

У каждого человека постоянно крутятся в голове какие-нибудь мысли, если пустить это на самотек вверх возьмут негативные. Поэтому настроение испортилось. Клиент так и не появился, и у меня закралось подозрение, что это была, чья-то злая шутка

- Поймаю, убью - выругавшись, я крутанул ключ зажигания.

Стартер крутанул несколько раз движок и заглох, на панели зажглась иконка аккумулятора.

Я со злостью ударил по рулю, да что же я за дуб дерево, сидел с включенными фарами, и конечно посадил аккумулятор. Говорили мне еще полгода назад поменять его. Доэкономился. Раз за разом крутив ключ стартера и ругая на чем свет стоит себя и свою пустую голову, я окончательно убил аккумулятор. Злость захлестнула меня. Стараясь отвлечься, я попытался вспомнить что-то хорошее, что произошло со мной в последнюю неделю, но в голову лезли одни неудачи, стало еще хуже.

Меня начало трясти и я понял, что снова накрывает приступ ярости. В этом состоянии я становился, похож на африканского носорога, крушашего все направо и налево. Мог ударить просто за косой взгляд или слово в мой адрес. При моем росте в два метра и весе в сто килограмм это не всегда заканчивалось в мою пользу - разборки, милиция. Большая часть всех неприятностей в моей жизни произошла только из-за этих приступов. На мое счастье, у боса были связи и все скандалы заминались деньгами.

Клиент, машина, неудачи с ценными бумагами, этот ненавистный город, который оказался мне не по зубам - все это заварило один большой вулкан, который был готов взорваться в любой момент.

Стараясь, хоть как-то успокоиться, крутанул ручку бокового стекла и подставил разгоряченное лицо под холодный ветер. Дождь уже начал утихать, вся стоянка утопала во мраке, и только единственный фонарь освещал мою машину, вокруг было уже ни души. Дорога опустела, как никак окраина, вспомнив про водителя москвича, я понял, что это единственный шанс завести двигатель с толкача.

Выйдя из машины, я попытался разглядеть его во мраке дороги огибающей нашу стоянку и обомлел. Два хачика пинали бедолагу, а третий тащил из машины, яростно отбивающуюся девчонку. Это было последняя капля. Ну суки, совсем оборзели, выхватив биту из под сиденья, я рванул на помощь.

Нет, я не Робин гуд и не боец, все мои преимущества это длинные ноги и руки, два года бокса в школе и качалка три раза в неделю в клубе, возле дома. Но всему, что кипело во мне, нужно было куда-то выплеснуться, и это куда-то нашлось.

Стараясь хоть как-то успокоиться, я крутанул ручку бокового стекла и подставил разгорячённое лицо под холодный ветер. Дождь начал утихать. Стоянка утопала во мраке, и только одинокий фонарь освещал мою машину. Вокруг — ни души. Дорога опустела, всё-таки окраина. Вспомнив про водителя «Москвича», я понял — это единственный шанс завести двигатель с толкача.

Выйдя из машины, я попытался разглядеть его во тьме дороги, огибающей нашу стоянку, — и обомлел. Два хачика пинали бедолагу, а третий тащил из машины яростно отбивающуюся девчонку.

Это была последняя капля. Ну суки, совсем обнаглели!

Выхватив биту из-под сиденья, я рванул на помощь.

Нет, я не Робин Гуд и не боец. Все мои преимущества — это длинные ноги и руки, два года бокса в школе и качалка три раза в неделю в клубе возле дома. Но всё, что кипело во мне, нужно было куда-то выплеснуть — и, похоже, этот момент настал.

Увлёкшись, они не заметили меня. Я врезался в них, как торпеда. Это, возможно, и спасло мне жизнь: в их руках были странные клинки — что-то среднее между кинжалом и саблей. Один из них уже торчал в животе у водителя.

Бить надо было на поражение. Я с размаху обрушил биту на голову одному, затем — отмахом — ударил второго. Оба рухнули, как подкошенные.

Тем временем девчонка, вывернувшись, выхватила тонкий кинжал и полоснула третьего по горлу.

Хачик рухнул на колени, зажимая горло руками. Кровь струилась меж пальцев, донося до меня свой тошнотворный запах — тот самый запах, который я пытался забыть долгие годы после войны на Кавказе.

Девчонка что-то крикнула, вывела меня из ступора и показала рукой на парня и машину. Словно робот, я взвалил его на плечи — парень оказался на удивление лёгким — и побежал за ней. Вдруг спину пронзила острая боль. Грудь вспыхнула изнутри, ноги подкосились. Я успел только с изумлением увидеть под ключицей наконечник толстой чёрной стрелы.

Пытаясь продолжать движение, я сделал ещё шаг — и мир, закружившись, исчез.

Проснулся я от дискомфорта, вызванного посторонними звуками, нарушавшими тишину сна. Ещё на срочной в Чечне я научился спать вполглаза и просыпаться от звуков, не свойственных войне. Выстрелы, рёв вертушек, мат, бряцанье оружия — всё это воспринималось фоном. Но стоило кому-то тихо — именно тихо! — войти в палатку, ты, слетая с топчана, уже хватал автомат. Свои тихо не ходят...

Сжавшись для прыжка, я резко открыл глаза. Возле окна стояла...

Вчерашняя девчонка.

Вчера — девчонка, спасённая по инерции. Сегодня — женщина, ради которой любой полез бы в пекло. Ну, кроме слепого идиота. Хотя и тот бы, наверное, почувствовал

Поразительно, как природа награждает некоторых всем сразу — даже запах её тела был лучше французского парфюма. А другим достаётся пустая тарелка и дырявая ложка, что потом объясняют "наследственностью".

Она была не просто хорошенькая — красивая. Волосы цвета льна, стянутые простой резинкой в хвост, тёмные брови, голубые завораживающие глаза, вздёрнутый носик, пухлые губы — не путать с силиконовыми шедеврами пластических хирургов. Всё, что было ниже, тоже захватывало дух. Да, можно было сказать, что перед нами стандартное описание блондинки. Если бы не одно "но"...

В её прелестных глазах отражались... мозги. Настоящие мозги — с большой буквы. Это превращало два безмятежных озера в океаны тайн и бурь. В такие глаза можно было смотреть вечно — и ни одно выражение не повторится.

Вот только право смотреть в такие глаза обычно дают за большой банковский счёт.

Осмотревшись, я понял: это не больница.