Моя императрица - Николай Павлович Иванников

всё, что было плохого, отошло на задний план. Не помня себя, я шагнул к вошедшей в столовую девушке, но внезапно остановился, сообразив, что готов задушить ее в своих объятия. Но вряд ли она была готова к такому проявлению чувств. Не поняла бы она меня, ох, не поняла! Я бы только все испортил своим импульсивным поступком.

А потому я заставил себя дождаться, пока она сама подойдет. Она же торопливо воткнула свою свечку в свободное отверстие стоящего на столе подсвечника, стремительно метнулась ко мне, что тот Румпельштильцхен, и вдруг прижалась к моей груди. Да крепко так, тесно — мне показалось даже, что я чувствую, как бьется ее сердце. Дыхание у меня так и перехватило от ее запаха — тонкого, знакомого, жаркого.

А Катерина, словно желая добить меня окончательно, чуть привстала на носочки, потянулась и чмокнула в щеку. Губы ее так и обожгли. Я чувствовал горячую влагу на своей коже и боялся пошевельнуться.

— Като…

Я осторожно обхватил ее стан и уже почти решился прижать ее к себе, как она внезапно оттолкнулась и прижала свои теплые ладошки мне к щекам.

— Алешка, где ты пропадал⁈ — воскликнула она. — Я так боялась, что убили тебя совсем в Сагаре твоем… или куда ты там отправлялся!

Я потер горло, прежде, чем ответить — боялся, что голос мой сорвется в самый неподходящий момент.

— Так оно и было, Като… Чуть богу душу не отдал. Но я вернулся!

А Катерина озадаченно повернула мое лицо сначала в одну сторону, потом в другую — совсем как Гаврила давеча — и, наконец, нахмурилась.

— Как-то ты изменился, Алешка. Повзрослел, что ли? Возмужал…

Тут она улыбнулась и ткнула меня пальцем в лоб.

— По девкам там, поди, таскался⁈

Я изобразил кривую усмешку.

— Самую малость разве что…

— Ладно, — отмахнулась Катерина. — Самую малость — это не страшно. Самую малость я тебе прощаю… Знаешь, Алешка, — ее вспыхнувший взгляд разбросал по комнате пригоршню разноцветных искр, — а у меня тут ТАКОЕ случилось! Этот твой Потемкин познакомил меня с одним алхимиком, так он оказался самым настоящим чародеем, представляешь⁈

Я представлял. Ныне все алхимики были немного чародеями. Не великими магами, конечно, и до магистров им было ой как далеко, но кое-что они все же умели. И умения свои они направляли на всевозможное усиление своих алхимических опытов, в которых одно вещество превращалось в другое.

Золото из свинца, конечно, они добывать так и не научились, но наверняка некоторые из них были уже на полпути к этому. А что касается Гришки Потемкина, то он свято верил: и не на полпути даже, а уже у самого финиша, и до результата уже осталось совсем чуть-чуть. И потому ссуживал знакомым алхимикам деньги, которых ему и самому вечно не хватало, надеясь, что в скором времени секрет превращения свинца в золото будет раскрыт. Очень надеялся друг мой сердечный на этом сказочно озолотиться.

Я слышал, он даже приобрел добрый кусок свинца, который рассчитывал превратить в золото сразу же, как секрет будет раскрыт.

— И кто же тот алхимик? — поинтересовался я, скрывая улыбку.

— Очень интересный человек! — с жаром заверила меня Катерина. — Он толком не понял, что такое антибиотики, но взялся выделить из созревшей на дынях плесени пенициллин. И у него получилось, Алешка, представляешь⁈ Получилось! Я уже и сама не верила, что это сработает, но алхимик смог! Он настоящий волшебник!

— И как же зовут сего волшебника? — спросил я.

— Он назвался Серафимом. Но, по-моему, врет. Да мне и не важно его настоящее имя! Главное, что у него получилось! И теперь у меня целый бутылек настоящего самодельного пенициллина!

Она говорила с таким жаром, что ее радость по этому поводу моментально передалась и мне самому, хотя я и не понимал, что есть такого хорошего в этом пенициллине. У меня вон водка хорошая в буфете стоит — крепкая, аж с ног сшибает, — но я же не кричу об этом на всю ивановскую…

Однако за Катерину невозможно было не радоваться. Она так и сияла, светилась даже. Но вдруг нахмурилась.

— Ты, наверное, думаешь, что все это глупости? Думаешь, Серафим меня обманул и налил в бутылек обычной воды?

Я как можно более неопределенно пожал плечами. Именно так я и думал, но сказать об этом Катерине напрямую было выше моих сил. Если быть честным, то половина Гришкиных алхимиков представляла из себя обычных мошенников. Они тянули из него деньги месяцами, сообщая о поразительных результатах своих новых опытов. Даже показывали ему какой-то желтый порошок, который удалось получить после очередной замысловатой реакции, сопровождаемой взрывами, клубами пара и фонтанами брызг. Но никакого куска золота при этом так и не возникло…

И потому я сказал с большой осторожностью:

— Я не знаю, Като. Я ничего не понимаю в алхимии.

— Я тоже ничего не понимаю в алхимии! — воскликнула Катерина. — Но я проверила этот пенициллин в действии. И он работает!

Я вопросительно приподнял бровь, ожидая пояснений. И тут выяснилось, что вчера вечером в мой дом нагрянули четверо лейб-гвардейцев Преображенского полка во главе в Григорием Орловым. Они сопровождали шикарную карету, запряженную четверкой лошадей, которая остановилась в самых ворот.

Гаврила мой поначалу струхнул слегка, потому как решил, что прибыли это по мою душу, с арестом. И потому даже голову повесил, когда Орлов, спрыгнув с лошади, подошел к нему и спросил сурово:

— Хозяин в доме?

— Никак нет, ваша милость, — весьма почтительно отозвался Гаврила, рассчитывая таким образом поскорее спровадить нежданных гостей. — Испросили отпуск у генерал-полицмейстера и отбыли по семейным делам.

— Один или в сопровождении? — поинтересовался Орлов.

— Как есть один, — заверил его Гаврила и на всякий случай перекрестился.

Но в этот самый момент из кареты, с шумом распахнув дверцу, соскочил щегольского вида господин с очень румяными щеками, как свеклой натертыми. Губы его были столь тонкими, что казалось, будто он их нарочно закусил, да так они и остались подогнутыми внутрь его прямого рта.

— Да бог с ним, с камер-юнкером! — сходу прокричал он, схватив Гаврилу за грудки. — Девица евонная — Катерина, кажись, — она здесь проживает? Никуда не уехала покамест?

Пока Гаврила соображал для каких таких дел могла понадобиться этому господину наша Катерина, и стоит ли ему признаваться, что она находится здесь