Где. Повесть о Второй карабахской войне - Коля Степанян

за густыми деревьями без воды и еды, уставшие и без малейшего понятия, что делать дальше. Четверо тяжело ранены. Командование, с которым мы сумели связаться, дало приказ ждать помощи. Надеюсь, помощь придет быстрее, чем помрет телефон. Или я.

Я обезвожен и голоден. Я сильно устал. Не уверен, что слово «устал» подходит сюда. Я изможден.

Наблюдаю за потихоньку умирающими людьми вокруг. Восемнадцатилетние, девятнадцатилетние ребята. Я всего на четыре года старше, но на пороге смерти эта разница ощущается огромной. Мне кажется, я успел что-то увидеть в этой жизни. Я путешествовал. Я любил.

А они? Мне очень хочется верить, что и они успели.

Если я взгляну назад, вглубь ущелья (очень не хочу этого делать), я увижу множество тел. Ближайшее ко мне принадлежало парню, с которым мы однажды вместе дежурили на КПП. Огромный. Добродушный. Он рассказывал мне забавные истории. Говорил, что мечтает стать менеджером в KFC.

– Мечтаешь стать менеджером в KFC? – я спросил его удивленно, с улыбкой.

– Ну да. – Он ответил холодно, вероятно, жалея о том, что поделился со мной своей мечтой.

Теперь вот он мертв. И я, скорее всего, тоже буду мертв очень скоро.

Я не жалею, что все так получилось. У меня нет права скорбеть по своей жизни. Напротив, я благодарен за нее. Но мне очень грустно за ребят, которые ушли слишком молодыми.

Рядом со мной – мой друг или уже скорее брат – Манч. Рослый, широкоплечий, он постоянно подкручивает свои густые усы в стиле Нжде. Это вызывает улыбку.

– Это конец, брат, – сказал я ему шепотом. – Они нас слышат. Чуть стемнеет – спустятся, чтобы завершить дело.

Он даже не взглянул на меня. Его лицо не выражает никаких эмоций. Пальцы медленно подкручивают усы.

– Не спустятся.

Звучит совсем неубедительно.

К концу дня я печатал прощальное смс своему брату. Перебирал буквы на своей кнопочной «нокии» (печатать прощальное письмо на кнопочном – та еще пытка!), то и дело приходилось прерываться, – убирать с глаз слезы. Чтобы видеть нормально этот чертов экран.

Брат очень похоже что я совсем скоро умру Брат, я вас всех очень люблю и очень перед всеми виноват. Очень надеюсь что вам всем удастся очень скоро преодолеть это горе и продолжить жить. Мне бы очень не хотелось чтобы обсуждая мою смерть кто-то сказал что она была глупая или напрасная. Я жил и умер ради того во что искренне верил и верю и даже сейчас не жалею что я тут. Мама папа Эрминка я вас безумно люблю и обнимаю мы все обязательно еще встретимся. Худшее что вы можете сделать это бросить жить будьте друг с другом, живите полной жизнью а я буду счастлив смотря на вас сверху. Люблю вас всех ваш Кока.

Нет, я совсем не верил, что буду смотреть на них сверху. Но казалось, это хоть что-то. Хоть что-то, что я мог для них сделать. Сердце разрывалось на кусочки, как только я представлял свою мать и беременную сестру, рыдающих над этим письмом (к счастью, брат никому его не показал).

По мере того как проходил второй день, я все больше и больше недоумевал, как это мы все еще живы.

– Что происходит? Где люди? Армяне, азеры? Где все?

Кажется, будто ни одна из сторон не имеет особого в нас интереса.

На третий день начались галлюцинации. Все сливалось в хаотичном танце образов, свойственных предсмертным часам. Моя жизнь, моя семья, лес, горы, мои друзья и мои враги. Мои мечты, которым никогда не суждено сбыться. Девушка, которую я никогда не встречу. Дети, которых никогда не воспитаю. Я не мог сказать наверняка, что было сном, а что было реальностью.

Надежд и раньше особо не было, сейчас их не было и в помине. Спасения не будет. Как долго мы можем прожить без воды? Глаза закрыты. Все кажется одной несмешной шуткой.

Как вдруг. Ни с того ни с сего. Я услышал кое-что. Кое-что, что выдернуло меня из глубокого сна. Заставило проснуться и начать бороться за жизнь.

Я услышал коровье «Му!».

Открыл глаза. Гениальный план ворвался в мою голову. Я точно знал, что надо делать.

– Манч, вставай! Вставай, брат! Ты что не слышал?? – я энергично прошептал в сторону своего дремлющего товарища.

– Слышал что?

Его сонное усатое лицо. Еле открытые глаза. Он действовал мне на нервы. Был слишком спокойным. Почему он так спокоен?

– Братик, там где-то корова. Ты что, не слышал «Му»?

– Слышал. Что дальше? – он спросил без каких-либо эмоций.

– В смысле – что дальше?? – Я прошептал это настолько громко, насколько мог, в его тупое несмышленое ухо. Я ожидал, что он будет так же воодушевлен, как и я.

– Я пойду доить ее!!! – Я схватил его за бушлат и притянул к себе. Улыбка на моем лице. Восторг на моем лице.

Тишина.

– Слушай, дружище, если ты еще не заметил, мы умираем от жажды, – продолжил я, не заметив у него энтузиазма. – У меня уже галлюцинации. Там, мать ее, корова, и у нее сто процентов есть немного молока для нас. Как насчет того, чтобы ты проснулся наконец и мы пошли искать ее?

Моя уверенность зашкаливала. Я был бесконечно счастлив этому шансу. Манч чувствовал иначе. Он присел. Стряхнул землю с бушлата. Протер глаза.

– Так, значит, ты хочешь пойти подоить корову? – спросил он наконец.

– Ну лучше, конечно, если мы вместе пойдем.

Он улыбнулся.

– Да уж лучше я здесь умру от жажды, чем буду застрелен с выменем в руке. Коля, блять. Серьезно. Ты можешь представить себе лица азеров, когда они увидят нас за этим делом?

Мы так и не подоили ту корову. Вместо этого нашли деревню, в которой она жила и откуда мычала (но теперь всякий раз, когда мы где-нибудь слышим мычание коров, каждый считает своим святым долгом посмотреть на меня с хитрой улыбкой).

Несколько дней спустя я пишу брату еще одно сообщение. Зарядки мало – надо торопиться.

Я еще жив лол но ситуация еще опасная пиздец надеюсь все будет хорошо

Батарея села, и это был последний раз, когда я выходил на связь. После этого – шестьдесят семь дней борьбы за жизнь в тылу врага. Несколько встреч с врагом, ночная охота за едой и питьем, чуть самогона, много боли и неопределенности. Сомнения. Отчаяние. И еще чертова куча всего.

Но послушай! Это не грустная история. Знаешь почему?

Потому что мы все еще живы, лол.