Робеспьер. Портрет на фоне гильотины - Филипп Бурден

Защищать и судить

После нескольких лет учебы в коллеже Людовика Великого молодой Максимилиан де Робеспьер изучает право в университете Парижа, сохраняя административную привязку к прежнему престижному учреждению. После традиционного трехлетнего курса он успешно сдает квалификационные экзамены (15 мая 1781), что позволяет ему начать карьеру судебного адвоката. Студентом он слушал в парижском парламенте выступления видных защитников, там же он впервые надевает мантию и 5 августа 1781 года приносит присягу. Но практиковать он хочет не в столице: даже не начав там положенную молодым адвокатам стажировку, он отправляется в свой родной Аррас, где 8 ноября снова приносит присягу. Это повторение присяги не должно удивлять; даже будучи провинциальной столицей, город располагает только Советом Артуа с неполным суверенитетом; подобно парламентам, он разбирает в качестве последней инстанции уголовные дела, но апелляционной инстанцией для решений по важнейшим гражданским искам служит парламент Парижа… Немало дел из Артуа разрешается в Париже, что создает прочную связь между двумя юрисдикциями, перед которыми и приносил свои присяги молодой Робеспьер. Парижская присяга поможет ему к тому же подписываться порой как «адвокат в парламенте», что престижнее звания адвоката в скромном провинциальном Совете Артуа.

В 1782–1783 годах Максимилиан де Робеспьер изучает разные грани своей новой профессии. В феврале 1782 года на громком процессе местного масштаба, о котором много писали, он впервые выступает перед Советом Артуа; дело проиграно, но красноречие и решимость молодого адвоката становятся сенсацией. Житель Арраса Ансар пишет в Париж: «Говорят (сам я его не слышал), он оставляет далеко позади по подаче, выбору выражений, четкости изложения Либореля, Демазьера, Брассара, Бланкара и знаменитого Доше, этого ненасытного лающего зверя, эту пропасть, где сгинет и хороший, и посредственный, и дурной» [3]. Многие биографы, удивленные таким энтузиазмом, усматривали в нем нотку иронии; но дальнейшая карьера Робеспьера, в особенности то доверие, которое ему оказывает его коллега Бюиссар меньше чем через год, препоручая ему выступления на знаменитом процессе по громоотводу в Сент-Омере, показывает, что путь молодого адвоката начинается с поддержки коллег, гордящихся его талантом. В том же году Робеспьер подписывает первое свое экспертное заключение, оно приложено к меморандуму, опротестовывающему завещание, составленное из ненависти к религии; структура меморандума, его стиль и упоминание о гуманности позволяют предположить, что и его написал Робеспьер. Так или иначе, к этому времени мэтр де Робеспьер уже начал свою карьеру, состоящую не только из делопроизводства и выступлений в суде. В марте 1782 года епископ Арраса назначает его «доверенным лицом» городской епископской палаты. Это позволяет ему наряду с другими адвокатами выносить постановления в порядке особого производства[3] и разбирать гражданские и уголовные дела в «старом» Аррасе и в некоторых окрестных приходах.

Этот двойной статус, адвоката и судьи, недостаточно принимается во внимание историками, изучающими молодость Робеспьера; его деятельность следует оценивать с учетом всех его многочисленных занятий, а также – мы еще к этому вернемся – того, чему он отдавал предпочтение. Увы, важнейшие источники, позволяющие об этом судить, погибли при пожаре в архиве департамента Па-де-Кале в 1915 году. Но не все следы утеряны: благодаря изысканиям, проведенным в начале XX века Эмилем Лесюэром, нам известно о части дел, по которым Робеспьер выступал с речами в Совете Артуа.

Дела, которые вел Робеспьер в Совете Артуа [4]

Судя по этим цифрам, хотя они суммируют только часть деятельности адвоката Робеспьера, он был не самым загруженным среди юристов Арраса. Однако если его активность и уступает активности Либореля, Доше, Делегорга или Гюффруа, она все равно получает признание, тем более что проявляется и в других инстанциях Арраса, а также на судебных разбирательствах вне города, например в коллегии эшевенов[4] Лилля (1784) и в парламенте Фландрии (1787). Судя по большинству свидетельств его современников, молодой Робеспьер великолепно говорит и пишет, отчего быстро начинает слыть «светочем» адвокатуры Артуа (по выражению Бабёфа). Однако это мнение не было, без сомнения, единодушным.

Академия и адвокатура

Да, молодой адвокат относится к своему ремеслу не так, как остальные его собратья-юристы; для него эта карьера не сводится к упорному непрерывному штудированию права, к составлению мудреных меморандумов и к речам в суде, усеянным цитатами на латыни и ссылками на законы, обычаи, римское право, доктрину и практику судебных постановлений. Для этого молодого профессионала, подготовленного в сердце столицы, юридическая карьера равнозначна литературной. В этой области, как и в других, его первые шаги увенчиваются успехом; недаром Академия Меца награждает вторым призом его ответ на вопросы, касающиеся происхождения и последствий суждения, «распространяющегося на всех членов одной семьи, и стыда, испытываемого ими за позорное наказание виновного», а также способов изменить таковое [5]. Выражая осенью 1784 года благодарность Королевскому обществу, лауреат признает, что, «начиная литературную и адвокатскую карьеру, нельзя получить более сильное и лестное поощрение» [6]; карьера в области права немыслима для Робеспьера без литературной.

Не доказал ли он это уже двумя своими защитительными речами по делу о громоотводе в Сент-Омере? Когда адвокат Бюиссар поручает своему молодому коллеге защиту ответчика по этому делу в Совете Артуа, злоключения господина де Виссери де Буа-Вале уже хорошо известны Республике ученых[5]. Не чуждый научным новшествам, этот богатый житель Сент-Омера установил на самом высоком дымоходе своего дома громоотвод (май 1780). Но то ли от страха, то ли желая поквитаться за прошлые ссоры, несколько соседей жалуются на него городским властям, и те распоряжаются снять «электрический проводник». Не в силах помешать исполнению этого распоряжения, потерпевший подает апелляционную жалобу в Совет Артуа, где один из адвокатов, тоже увлеченный физикой, берется собрать факты и доводы, способные убедить суд. В своем объемистом изложении дела мэтр Бюиссар указывает на формальные и сущностные недостатки решения эшевенов Сент-Омера… Но судей не убедить без произнесения защитительной речи; с ней и выступает молодой Робеспьер (май 1783). Два его выступления – вовсе не бледная копия меморандума Бюиссара, по живости стиля и по силе аргументации они – свежее дуновение; защищая наряду со своим клиентом честь Артуа и славу судейской коллегии, незаменимой опоры науки, адвокат добивается решения позволить де Виссери вернуть на место свой громоотвод.

По своей сути и по отклику на него в обществе процесс по делу де Виссери – далеко не простая судебная тяжба. Конечно, вся эта история приобретает огласку; из всех дел, адвокатом по которым выступает Робеспьер, только она получает отклик по всей стране. Объяснением этому служит, без сомнения, ее научная сторона: в конце столетия, когда физические открытия, особенно из области электричества, пленяют просвещенных людей, такой процесс приобретает размах крупного культурного события. Бюиссар и Робеспьер стоят на стороне науки и прогресса, что привлекает внимание не только любителей сенсаций. Поэтому меморандум Бюиссара и текст выступления Робеспьера на процессе получают распространение одновременно в Аррасе и в Париже и издаются не в традиционном для юридических публикаций формате ин-кварто, а в формате ин-октаво[6], адресованном гораздо более широкой аудитории. К тому же первыми это дело комментируют крупные периодические издания «ученого сословия», такие как Mercure de France и Journal des sçavans. Именно успеху своих выступлений по делу о громоотводе Робеспьер обязан быстрым приемом его в Академию Арраса (ноябрь 1783).

В последующие годы Робеспьер продолжает интересоваться наукой и строить адвокатскую карьеру. Одно вовсе не противоречит другому, наоборот, часто смыкается при обличении «предвзятости» – страха ли перед научными новшествами, как в деле Виссери (1783), или перенесения позорного клейма на семью приговоренного, как на конкурсе Академии Меца (1784). Для него как для адвоката и для литератора слово «предвзятость» настолько важно, что становится одним из лейтмотивов его негодования в связи с наукой и юриспруденцией. Лишение прав незаконнорожденных – предвзятость (1784, 1786); надежда на социальное примирение посредством королевских указов о заточении без суда и следствия – предвзятость (1784, 1789); неприятие и криминализация ростовщичества – предвзятость (1786); неравенство перед законом и правосудием – предвзятость (1787)… Порой научные и юридические соображения совпадают, и тогда его юридические тексты приобретают тональность, наверняка удивившую не одного его современника.

Школа знаменитых процессов

Самым красноречивым