Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

панорама приковывает к себе наше внимание не только своим размахом и величием. Еще важнее другое: она чрезвычайно напоминает, иногда с пугающей ясностью, цивилизацию и проблемы наших дней. В том и состоит преимущество изучения полного жизненного охвата некоторой цивилизации, что здесь появляется возможность сравнить каждую стадию или каждый аспект ее деятельности с соответствующим моментом или элементом нашей собственной культурной траектории; развитие в древности ситуации, которая аналогична нашей, может ободрять нас или служить предостережением. Здесь, в борьбе римской цивилизации с внешним и внутренним варварством, мы видим нашу собственную борьбу; римские трудности, связанные с биологическим и моральным упадком, — это указательные знаки на нашем сегодняшнем пути; классовая война между Гракхами и сенатом, Марием и Суллой, Цезарем и Помпеем, Антонием и Октавианом — это та же война, в которой сгорают силы, накопленные нами в краткие промежутки мира. Наконец, отчаянное усилие средиземноморской души отстоять хоть малую долю свободы в борьбе с деспотическим государством — это предзнаменование наших насущных задач. De nobis fabula narratur: эта история о Риме рассказывается о нас.

Я хотел бы сказать слова признательности в адрес Уоллеса Броквея, чья помощь была неоценима и беззаветна на каждом этапе подготовки этой книги; в адрес моей дочери, миссис Дэвид Истон, и в адрес мисс Регины Сандс, которые терпеливо перепечатывали тысячу двести страниц, написанных моим мелким почерком; но более всего в адрес моей жены, чье заинтересованное терпение и покровительственная забота сопровождали меня в течение многих лет утомительной, тяжелой и счастливой научной работы.

НАЧАЛА

ГЛАВА 1

Этрусская прелюдия

800–508 гг. до н. э.

I. ИТАЛИЯ

ТИХИЕ селения в горных долинах; просторные пастбища на склонах; озера, заполняющие чаши между холмами; зеленые и желтые поля, простирающиеся вдоль побережья; деревни и городки, дремлющие под лучами полдневного солнца, оживающие ближе к вечеру; большие города, лежащие посреди грязи и праха, в которых все — от скромного домика до кафедрального собора — кажется прекрасным, — такой была Италия на протяжении двух тысячелетий. «На всей земле, куда бы ни простирался небесный свод, не найти страны столь прекрасной» — даже прозаический Плиний Старший смог найти такие слова для своей родины{1}. «Здесь вечная весна, — пел Вергилий, — и лето занимает месяцы у других времен года. Дважды в год стада приносят приплод, дважды плодоносят деревья»{2}. Дважды в год цвели розы в Пестуме, а на севере лежали такие плодородные долины, как Мантуанская, «питающая белых лебедей травянистыми потоками»{3}. Словно спинной хребет бежали Апеннины вдоль полуострова, прикрывая западное побережье от северо-восточных ветров и благословляя почву бурными реками, несущими свои воды в прелестные заливы. На севере стояли на страже Альпы; с других сторон страна была защищена морями, омывавшими крутые и зачастую обрывистые берега. Эта земля располагала всем необходимым, чтобы по заслугам воздавать трудолюбию своих обитателей, и занимала стратегически выгодное положение, перпендикулярно врезываясь в Средиземное море, — чтобы править классическим миром.

Горы дарили великолепием и смертью. Землетрясения и извержения вулканов время от времени погружали труды столетий в пепел. Но и тут, как это часто бывает, смерть несла с собой жизнь. Смешиваясь с органикой, лава обогащала землю на многие поколения вперед{4}. Некоторые участки не обрабатывались земледельцами из-за крутизны, другие были затоплены малярийными болотами, зато все остальные были столь плодородны, что Полибий дивился дешевизне и изобилию продовольствия в Италии{5} и полагал, что о качестве и количестве собираемых здесь урожаев можно судить по силе и храбрости италийских мужей. Альфиери считал, что в Италии лучше, чем где бы то ни было, должен расти женьшень{6}. Даже в наши дни робкий исследователь бывает иной раз немного устрашен страстностью ее поразительного народа — упругостью мускулов, быстрыми переходами к любви или ярости, то тлеющим, то вспыхивающим огнем в очах. Все те же горделивость и яростность, что делали некогда Италию великой и разрывали ее на части, как в дни Мария и Цезаря или в век Возрождения, по-прежнему растворены в итальянской крови, дожидаясь достойного их дела или спора. Почти все ее обитатели отличаются мужеством и статью, почти все обитательницы — красотой, статностью и отвагой. Какая другая земля может похвалиться такой плеядой гениев, какую за тридцать веков произвели на свет итальянские матери? Ни одна другая страна не оставалась столь долго в центре исторического процесса — вначале здесь находилось средоточие земной власти, затем религии, наконец, искусства. На протяжении семнадцати столетий, от Катона Цензора до Микеланджело, Рим был центром Западного мира.

«Самые авторитетные в этой стране свидетели, — пишет Аристотель, — сообщают, что после того, как Итал оказался царем Энотрии, народ переменил свое название и люди стали именовать себя уже не энотрийцами, но италийцами»{7}. Энотрия была каблучком итальянского сапога и столь изобиловала виноградом, что само ее имя означало «винная земля». Фукидид говорит, что Итал был царем сикулов, которые овладели Энотрией перед тем, как захватить и дать свое имя Сицилии{8}. Точно так же, как римляне звали всех эллинов греками (Graeci) по имени немногих граев (Graii), переселившихся из северной Аттики в Неаполь, словом «Италия» греки со временем стали называть всю часть полуострова южнее По.

Несомненно, многие главы истории Италии надежно скрыты ее переполненной землей. Остатки палеолитической культуры указывают на то, что по меньшей мере за тридцать тысяч лет до Рождества Христова ее равнины были населены людьми. Между десятым и шестым тысячелетием до н. э. здесь появляется неолитическая культура; длинноголовая раса, именуемая в античной традиции лигурами, или сикулами, изготовляла грубую керамику с линейным орнаментом, делала из полированного камня оружие и инструменты, одомашнивала животных, занималась охотой и рыбной ловлей, предавала своих мертвецов земле. Часть людей поселялась в пещерах, другие жили в круглых хижинах, построенных из обмазанных глиной прутьев. Эти цилиндрические домики находятся у истоков непрерывного развития архитектурной традиции, включающей в себя «дом Ромула» на Палатинском холме, храм Весты на Форуме, мавзолей Адриана — современный замок Сант-Анджело.

Около 2000 г. до н. э. на север Италии (возможно, не в первый раз) хлынули племена из Центральной Европы. Они принесли с собой обычай строить поселения на сваях, погруженных в воду, чтобы обезопасить себя от набегов людей или животных. Они остановились у Гарды, Комо, Маджоре и других чарующих озер, которые и по сей день манят иностранцев в Италию. Позже они двинулись на