Жестокий лес - Ростислав Феодосьевич Самбук

— Может, это какой-то один, дурной? Случайно напоролся на Шелюка…

— Слышал, твой отец же сказал: двое!

— Если отец сказал, то это уже точно! — подтвердил Филипп. — Он по следам определяет.

— Возьмем! — решился наконец Андрей. — Раз обещали, нехорошо от слова отступать. Комсомолка она! И должна ничего не бояться!

Филипп не очень уверенно кивнул: девчонка остается девчонкой…

— Рыбная ловля, конечно, дело хорошее, — говорил райвоенком, но смотрел осуждающе, давая понять, что на словах он приветствует идею лейтенанта отдохнуть у Щедрого озера, на самом же деле относится к этому отрицательно. — А вы слышали о наших, так сказать, специфических условиях?

— Вы имеете в виду бандеровцев? — спросил Бутурлак спокойно.

— Здесь, знаете, до сих пор стреляют.

— Товарищ майор, — решил прекратить этот разговор Бутурлак, — вам известно, как я познакомился с Щедрым озером? Мы вчетвером пробивались через здешние леса после разведывательной операции и на берегу озера впервые столкнулись с бандеровцами.

— Вас было четверо, и вы были вооружены.

— Нас было больше, — уточнил Бутурлак, — с нами были еще трое симпатичных местных мальчишек. Кстати, они тоже были вооружены.

Лицо военкома расплылось в добродушной улыбке:

— Не про острожанского ли Андрея Шамрая вы говорите?

— Именно о нем.

— Ну, тогда я о вас наслышан!

— Пустяки… Теперь вы понимаете, что ваши специфические условия для меня не новы.

— Не говорите, — не сдавался военком. Он снял телефонную трубку и попросил Ярощука срочно зайти к нему. — Наш начальник милиции, — объяснил. — Милиция в соседнем доме, сейчас придет.

И действительно, начальник не заставил себя ждать. Был он уже в летах, о чем свидетельствовали морщины на лице и седина в волосах, но лицо было розовым, а глаза молодо блестели.

— Это лейтенант Бутурлак, разведчик. После госпиталя получил месячный отпуск. Хочет отдохнуть на Щедром озере — рыбу половить, так сказать…

Бутурлак сердито посмотрел на военкома: зачем так сразу настраивать человека против него?

— В Острожанах вчера “ястребка” убили, летчика демобилизованного. — Ярощук сел на стул напротив Бутурлака. — Косил сено, а они его в спину из автомата…

— Так вот я и говорю, — подхватил военком, — что же это за отдых, если все время должен будет оглядываться? Тебе лечиться надо. Бледный, щеки ввалились…

Бутурлак незаметно подвигал левой рукой. Пуля пробила ключицу, плечо до сих пор ныло.

— Ничего, — ответил весело, — гитлеровцев добили, с японцами на Дальнем Востоке разделаемся, а потом уже и здешним хозяйством займемся.

— Нет людей, — вздохнул капитан. — Леса бы прочесать…

— Год тому назад какой-то Коршун здесь шатался, — вспомнил Бутурлак.

— Убежал, — ответил капитан. — По нашим данным, подался на Запад вместе с братом — острожанским старостой Северином Жмудем. — Он улыбнулся Бутурлаку вдруг как-то предупредительно и сказал: — Ты, лейтенант, вот что… Мы тебя на всякий случай вооружим, хочешь? Ну, чтобы и рыбу ловил, и о себе думал!

Лукавый огонек блеснул в глазах Бутурлака.

— Хитрый ты, капитан, — засмеялся и похлопал Ярощука по колену. — Хочешь вот так, даром, еще одного “ястребка” заиметь?

— Я ведь о твоей безопасности забочусь. Да и боевой офицер — он всегда в строю! А в Острожанах еще один “ястребок” живет. Я ему прикажу: в случае чего — в твое полное распоряжение.

— Вот что, — уже серьезно сказал Бутурлак, — ты меня на пушку не бери! Я сам, если будет нужно, помогу Договорились?

Военком обошел стол, стал напротив Ярощука.

— Хитрый ты, капитан, — сказал. — Я тебя себе в помощь позвал, а ты за пять минут сам помощником обзавелся.

— На вас только и надежда, товарищ военком, — не принял шутки начальник милиции. — На демобилизованных. Иначе нам всем крышка.

За окном послышался скрип колес, Бутурлак выглянул и широко, радостно улыбнулся.

— Это за мной, — сообщил. — Персональная карета…

Военком подошел к окну, увидел рябого коня, запряженного в телегу.

— Андрейка Шамрай? — спросил удивленно. — Зачем это он?

— А я еще неделю тому назад из госпиталя письмо ему написал, — признался Бутурлак. — Выходит, почта у вас работает неплохо.

Он потянулся за маленьким обтрепанным чемоданчиком, что стоял возле стола, хотел встать, но двери резко распахнулись, и в кабинет ворвался возбужденный Андрей, а за ним дежурный по военкомату.

— Я ему говорю, у меня срочное дело, а он не пускает, — пожаловался Андрей майору, но, увидев Бутурлака, бросился к нему. Наверно, хотел обнять, но остановился в шаге от него, протянул руку — неумело и смущенно.

Бутурлак прижал его нестриженую голову к груди.

— А ты вырос, Андрейка, эк какой стал! — Взял ласково за ухо, отклонил голову, заглянул в глаза. — Как я рад тебя видеть! Но что случилось?

Тревожный огонек, который было погас в глазах Андрея при встрече с лейтенантом, снова вспыхнул при его вопросе.

— Что случилось? — повторил Бутурлак, и теперь Андрей увидел и военкома, и капитана в милицейской форме. Заговорил взволнованно:

— Мы только что Гришку видели. На рынке. Смотрим, идет с корзиной, а в корзине картошка и кусок сала. Заметил нас, опешил от неожиданности и постарался смешаться с толпой… Но мы его выследили…

— Подожди, — прервал его военком, — что это за Гришка?

— Да Жмудь… Гришка Жмудь! Сын Северина.

Военком переглянулся с Ярощуком. Капитан подошел к Андрею.

— Интересно, — сказал многозначительно. — Григорий Жмудь? Родственник Коршуна?

— Племянник, — подтвердил Андрей. И добавил с огорчением: — И мой двоюродный брат!

— Куда он пошел?

— От рынка по улице Первомайской. Потом свернул — не знаю, как называется улочка, на ней еще небольшой магазинчик, рамы на окнах зеленым выкрашены…

— Яблоневая, — уточнил Ярощук.

— Третий дом направо — из красного кирпича. Гришка туда пошел.

Дом на Яблоневой принадлежал бывшему преподавателю городской гимназии Ленартовичу. Два года назад он умер, в доме проживала его вдова — старушка лет семидесяти.

Работники милиции незаметно окружили дом. Лейтенант, заместитель Ярощука, одетый в гражданское, взошел на крыльцо, постучал. Открыла старушка, до бровей повязанная платком.

— Соседи сказали, комнату сдаете? — поинтересовался лейтенант.

— Сдавала, — ответила старуха, — но уже заняли.

— Жаль… А кто же занял?

— Не все ли