Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

Победа на поле боя, была как нельзя кстати и оказала довольно большое влияние на дальнейший ход событий. Карл VI в письме к жителям Реймса от 7 апреля мягко сообщил о смерти "своего дорогого кузена, герцога Кларенса, который находился в нескольких переходах от реки Луара в сопровождении нескольких капитанов и небольшого числа своих людей". Соратники Кларенса с трудом смогли вернуть его тело, более того, "из людей упомянутого дорогого кузена в живых осталось только шесть или семь человек". Наш "дорогой кузен Солсбери" попытался переломить ситуацию, но для нас все закончилось хорошо[109]. Согласно пробургундской хронике, Филипп Добрый некоторое время оплакивал Кларенса "и совершил в Сен-Васт-д'Аррас очень пышную церковную службу за упокой его души"[110].

Конечно, версия произошедшего распространяемая дофинистами, например, та, что дошла до Тулузы 28 апреля, выглядела иначе: потери побежденных составили "очень большое количество латников", а сам регент уже выдвинулся в Мэн, чтобы отвоевать эту страну[111].

Победа шотландцев была бы очевидна, даже если французские командиры предпочли бы сохранить жизнь Кларенсу, чтобы обменять его, например, на герцога Орлеанского[112]. В этой связи мы располагаем письмом последнего, который несмотря на то, что находился в Англии, не был изолирован или лишен финансовых средств, поручая своим людям, оплатить счет в 50 турских ливров, за поездку своего камергера Гийома Кузино из Блуа в Тур, с целью встретиться с регентом и шотландскими лордами и выяснить, можно ли обменять английских пленных, взятых при Боже, на него и его брата графа Ангулемского. Карл Орлеанский даже планировал отправить в Париж одного англичанина, чтобы предложить вдове герцога Кларенса, и герцогу Эксетеру обменять графа Ангулемского на Томаса Бофорта, сына герцогини, который также был взят в плен при Боже[113].

Приближенными Дофина уже рассматривался вопрос о захвате Нормандии. Побывав в Лудёне и Турени, Карл в апреле 1421 года посетил Анжу. Там, в Анжере он заказал у мастера Жиле дю Гора два штандарта, четырнадцать вымпелов для копий, пять вымпелов для труб и шесть гербов, а у художника из того же города Робина де Лиля — восемь боевых знамен из персидском бурана (плотного холста), половина из которых была с королевским гербом, а другая половина с гербом регента, три вымпела для труб, трехцветный штандарт (белый, золотой и синий) с эмблемой регента (Святой Михаил, в окружении букв слова "batues" из золота) и не менее шестисот пятидесяти малых вымпелов, опять же с девизом регента. Для самого Дофина были приобретены доспехи. Кроме того, для отряда его телохранителей заказали восемьдесят четыре трехцветных хука (huques)[114] с белым крестом (знак отличия французов с начала XV века) спереди и сзади. 29 апреля Карл побывал в Боже (несомненно, посетив поле боя и получив разъяснения о сражении), в начале мая — в Сабле, затем в Ле-Мане и Ла-Ферте-Бернар. 14 июня он присутствовал при осаде замка Бомон[115], а 23 июня при осаде Галлардона. Тогда же рыцарь-баннерет Гийом Батай, советник и камергер Дофина, получил от него великолепного испанского коня. Граф Бьюкен, маршал Жильбер де Лафайет, Ла Ир (Этьен де Виньоль) и Жан Потон де Сентрай собрали армию, состоявшую, по слухам, из 6.000 бойцов и осадили Алансон. В то же время Жан д'Аркур в совершенно другом районе доблестно защищал от англичан и бургундцев Ле-Кротуа. Чтобы "освободить" Иль-де-Франс и вернуть Париж, Дофин из людей из Пуату, Турени, Анжу, Гиени и Лангедока собрал большую армию. Шатлен говорит о 7.000 латников, 4.000 арбалетчиков и 7.000 лучников. Эта армия взяла аббатство Бонневаль и осадила Шартр, но город устоял, и на этом запланированная великая кампания застопорилась. В письме от 9 июля, адресованном лионцам, Карл объяснил это фиаско болезнями, дороговизной продовольствия и нехваткой припасов, что привело к дезертирству, а также угрозой возвращения Генриха V во Францию по призыву парижан. Надо сказать, что советники Дофина, желая защитить его и сохранить жизнь своего единственного покровителя, "всегда отдаляли его от врагов настолько, насколько это было возможно"[116]. Карл вернулся в мирные окрестности Амбуаза, Тура, Шинона, Лоша и Буржа, которые стали для него привычными. Его окружали придворные, чиновники, военачальники, а также прелаты, такие как епископ Лаона Гийом де Шампо, архиепископ Реймса Рено де Шартр и епископ Мальезе Тибо де Люсе.

Генрих V, в сопровождении  Якова I Шотландского, высадился в Кале в июне 1421 года с армией, которая, по словам Шатлена, состояла из 4.000 латников и 24.000 лучников (sic), заключивших контракт на восемь месяцев службы. Он прошел через Абвиль, который сначала не хотел открывать перед англичанами ворота, но Филипп Бургундский уговорил город сдаться. Затем, в компании своего брата Хамфри, герцога Глостера, навестил своего тестя, Карла VI, проживавшего в то время в Венсенском замке. Желанием Генриха, конечно же, было сразиться с Дофином, поэтому он собрал свои силы в Манте и осадил Дрё. Но Карл уклонился от сражения, заявив, что "неуверен, что из этого выйдет, что-то стоящее"[117]. Тогда в дело вступил герцог Филипп победив дофинистов при Мон-ан-Виме (30 августа). Его недавно посвятили в рыцари, и по этому случаю он решил продемонстрировать свою доблесть. Между тем Генрих V взял Божанси, а затем приступил к осаде города-крепости Мо. Именно во время этой осады герцог Бургундский, покинувший Аррас, где он праздновал Рождество 1421 года, и прибывший в Париж 5 января 1422 года, присоединился к королю Англии.

Возвращение к сильной монете, решение о котором было принято 26 июня 1421 года и распространено на все королевство с 3 июля, свидетельствует о том, что Генрих V взял власть в свои руки: отныне, для примера, золотой экю стоил 30 турских су. Однако долгое время ренты, цензы, прямые и косвенные налоги выплачивались в слабой монете, что было крайне выгодно для государственных финансов и для получателей рент, выраженных в расчетных деньгах и невыгодно для тех, кто платил. Таким образом, эта мера позволила пополнить государственную казну и улучшить экономическое положение рантье, но, очевидно, она была принята в ущерб "бедным людям и оказалась выгодной только для тех, кто имел ренту и доходы"[118]. Сильная, надежная и стабильная монета впоследствии так и осталась в том, что можно назвать "английской Францией", в то время как во "французской Франции" возвращение к норме началось только в сентябре 1422 года, когда был выпущен золотой экю стоимостью 25 турских су, после чего, до 1436 года, последовали значительные колебания курса. Контраст как видите поразительный, и это один из ключей к пониманию последующих событий.

Рыцарю Бертрану де Гулару и мэтру Гийому де Кьедевилю, послам отправленным в сентябре 1421 года регентом Карлом к Хуану II, королю Кастилии,  было поручено представить заведомо оптимистичный взгляд на сложившуюся ситуацию: герцог Бретонский теперь намерен служить регенту, и он уже отправил на помощь Дофину своего брата Ришара с рыцарями и оруженосцами; что касается Артура де Ришмона,