Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 1 часть - Альманах Российский колокол

дело? Были в нем некая изюминка, шарм, привлекавший к себе сердечных поклонниц. А какой? Женскую особу привлекают определенные достоинства партнера, зачастую неуловимые, но приближенные к тем, какими обладал Иван. Проще сказать, любили за то, что он понимал и ценил женскую душу, только-то и всего. Благоприятная раскладка соискателям любви, естественно, открывалась с детских лет или не открывалась вовсе. Понятное дело, Иванка не избежал прелестной участи познания детской любви.

В семье Гальченко рано умерла мать, и четверка сестренок жила с отцом, в трудностях и бедности. Лену Гальченко, худенькую славную девочку, привечала и приголубливала Прасковья Ивановна, хоть как-то наделяя ее материнской лаской. Отец Лены, Емельян, жил в дружбе с Давидом, оба были глубоко верующими, частенько ходили в Средне-Белую на церковные службы. На службу они брали с собой и детишек, Иванку с Леной, прозванных по деревне женихом и невестой с присказкой про «тили-тили тесто»:

Босой жених, с косой невеста

Замесили вместе тесто,

Шалят на школьной перемене

Всем на зависть по деревне.

Ребятишки и не были против, а наоборот, даже гордились расхожим наречением и все свободное время были не разлей вода. Семья Гальченко жила рядом со школой, и Лена на переменках бегала домой, чтобы принести из скудных семейных запасов угощение «жениху». Сама «невеста», тонкая тростинка, живо напоминала сказочную Золушку с золотистыми веснушками на белокуром личике:

Золушка приглядная,

С веснушками лицо,

Акация нарядная

И школьное крыльцо…

Радости одноклассников не было предела, они не могли насмотреться и наговориться. Та же общая судьбина свела семейства в ссылке. Бедняка Емельяна Гальченко забрали на исправление от богоугодничества, а четырех дочерей, одна из которых была глухонемой, – на трудовое воспитание. В первую же встречу Лена поделилась с другом детства глубокой тайной, которую не доверяла никому, даже сестрам. Иначе и не могло быть, ведь любовь всегда выше прочих отношений, даже детская.

Было так, что ее, как младшую из сестер, поставили на поварскую работу. И молодая повариха, доставив в бригаду обед, ходила по отвалам, куда свозили перемытую породу. Ходила и присматривалась вокруг, пока не присмотрела золотой самородок весом в сто десять граммов, вымытый прошедшими накануне сильными дождями и по форме напоминавший бегущего оленя. Лена принесла золотого оленя в барак, припрятав в укромное место, но не знала, что дальше с ним делать. Знала только, что слиток вымолил ей отец, не оставивший в заточении любимую младшую доченьку. Иван похвалил Лену за сохранность тайны, наказал молчать и впредь, пока он не найдет способ сдать драгоценного оленя в золотоскупку.

Надо сказать, что золотодобытчики, а с ними и Иван с Леной, изредка похаживали в сельский клуб на киносеансы, где с тоской наблюдали за совсем другой жизнью: веселой, счастливой и непохожей на их лагерную мутоту. Была ли где такая? На сеансах Иван познакомился и подружился с клубным радистом Кешей Хромовских, попавшим на прииск из Иркутска. Парень задушевный, с открытым сердцем, в которое быстренько впорхнула местная девушка Клава, лаборантка золотоскупки.

Вот и открылась Ивану тайная дорожка, на которую он выпустил бегущего оленя, а тот в благодарность принес Лене, в подобравшие его девичьи руки, наградную в тысячу рублей и был таков. Только его и видели. Большая сумма, что и говорить. Позже часть ее уйдет на выкуп вольной для сестриц. Откликнулся Боженька на Емельяновы молитвы, отозвался за его содействие священникам, приезжавшим когда-то в Успеновку на служение. Тогда Емельян помогал им в службе за дьячка, а Давид тоже не стоял в стороне, возглавляя церковный хор из деревенских людей.

* * *

Эпопея золотой лихорадки для Ивана завершилась в сентябре. К тому времени добытчик породы приобрел шикарный темно-синий шевиотовый костюм, ручные часы, ботинки и прочую одежку. Выяснив, что невдалеке, в поселке Уркан, живет старик, который мог бы справиться с болезнью матери, Иван организовал ее поездки к знахарю. После трех сеансов Прасковье полегчало, а там пришло и разрешение на выезд.

Вдвоем они приехали в Шимановск, где проживали у Доры, вполне обеспеченной жилплощадью. Жилье было предоставлено железнодорожной станцией ее мужу Ивану Чубарову, путевому рабочему, и представляло собой товарный вагон с печкой-буржуйкой. Станционные путейцы иногда перемещали вагон из одного тупика в другой. Тогда его жильцы отмечали новоселье. Прасковья Ивановна, познавшая все ужасы барачного мытарства, была довольна передвижным жилищем на колесах и разместилась в уголочке вместе с пожизненным другом – сундучком.

Старый матушкин сундук,

Домашних дел радетель,

Расскажи свою судьбу

Как живой свидетель.

Ты напомни нам о том,

Что с семьей случилось,

Как тайгу прошли пешком,

Как горе приключилось.

Как хватили с муженьком

Горестный излишек,

Умирали день за днем

Шестеро детишек.

Что искала из вещей

Хозяюшка, рыдая,

Своих умерших детей

К могилкам наряжая.

Какие ценности хранила

Да посмертный свой наряд.

И знамением крестила,

Исполняя им обряд.

Как лишили вас добра,

Изнуряли мором.

Как пустели закрома

В амбарах на подворье.

Как забрали впопыхах,

Гнали под конвоем.

Гнили там, на северах,

Вы под волчьим воем.

Старый матушкин сундук,

Все ты понимаешь.

Хранит тебя хозяйкин внук,

Сам об этом знаешь.

Глава 4. Отец и сын

В доме на колесах Иван Карпенко долго не задержался. Он оставил в нем мать на попечение сестры, а сам подался в город Свободный, к другой сестре, хотя и двоюродной, Александре Зиминой, приходившейся дочкой его дяде Ивану Васильевичу. Стахановца Ивана Давидовича, имевшего неполное высшее образование, с удовольствием приняли в местную школу учителем труда. Для устранения пробела в образовании Иван оформился по заочной системе на третий курс Благовещенского педагогического института. К молодому учителю тепло относились многие коллеги, особенно завуч школы Лариса Яковлевна, еврейка по национальности. Она составила новичку учебный план работы, который сама и утвердила.

Не менее тепло и даже на дружеской ноге с ним общалась театралка Екатерина Михайловна, блондинка необычайной красоты. Она была из кубанских казачек, броская и прекрасно сложенная. Ее муж-доброволец числился военным советником в республиканской армии Испании, сражавшейся с фашизмом за свободу, что придавало