Внимание - дети! - Анатолий Маркович Маркуша

Дети смотрят на нас и тайно мечтают о равноправии. Почему же не дать им этого равноправия — естественно, в разумных и доступных пределах?

Ну и что с того, если Ване только семь или восемь лет. Не позволяйте ему руководить вами, но высказать-то свое мнение он вполне может, а вы послушайте и, если не найдете нужным отвергать, примите целиком или, может быть, частично. Так, казалось бы, просто.

Но в нас, взрослых, укоренилось и плотно прижилось вреднейшее заблуждение: зачем давать волю детям, зачем показывать ребятам, что их мнение может для нас что-то значить…

Почему?

Я утверждаю со всей ответственностью: к мнению детей не только можно, но и весьма полезно прислушиваться.

А если подумать о ребятах постарше, о тех, кто почти уже и не дети, но все еще состоят при нас, родителях? Им, этим молодым людям с пробивающимися усиками, должно быть оскорбительно, когда ни отец, ни мать не хотят считаться с ними.

Мне думается, что процентов на семьдесят, а возможно и больше, конфликты между родителями и детьми юношеского возраста происходят вовсе не из-за «органического» непонимания одних другими, не из-за неизбежной якобы розни «отцов и детей», а просто потому что взрослые даже не пытаются прислушиваться к детям.

Скажу больше… Но сначала сцена из жизни.

В семье моего друга произошла пренеприятная история. Дети — у него две дочери — уронили на пол поднос с посудой, с той самой, которую им «раз и навсегда» запретили брать в руки. Были подсчитаны убытки, оказавшиеся значительными, было проведено торопливое расследование, главным образом мамой, вынесено определение: виновата шестилетняя Тося. И папа принял решительные меры.

К вечеру старшая из сестер, студентка Галя, замученная угрызениями совести, призналась, что Тося была ни при чем, что она свалила все на малышку, думая — маленькой и попасть должно меньше…

А Тосе под горячую руку влетело, как говорится, по первое число.

Признание было сделано в половине одиннадцатого, когда пострадавшая, наревевшись и давно уже утихнув, спала.

Признание Гали резко улучшило плохое папино настроение.

Папа разбудил дочку, собрал все семейство и принес девочке свои извинения…

Не знаю, как вы отнесетесь к такому родительскому поступку, а я считаю его правильным. И хорошо, что папа не отложил исполнения своего решения до утра: извинение поддержало в девочке веру в справедливость, показало, как важно признавать свои ошибки, признавать, не откладывая в долгий ящик…

И совершенно особое значение имеют отношения отца с сыном. Есть что-то неповторимое в содружестве двух мужчин — главы и продолжателя рода. Послушайте, что говорит об этом уже упоминавшийся мной доктор Бенжамин Спок.

«Мальчик не становится мужчиной по духу только потому, что он родился с мужским телом. Он начинает чувствовать себя мужчиной и вести себя, как мужчина, благодаря способности подражать и брать пример с тех мужчин и старших мальчиков, к которым он чувствует дружеское расположение. Он не может брать пример с человека, который ему не нравится. Если отец всегда нетерпелив и раздражителен по отношению к ребенку, мальчик будет испытывать неловкость не только в его обществе, но и среди других мужчин и мальчиков…

Итак, если отец хочет, чтобы его сын вырос настоящим мужчиной, он не должен набрасываться на ребенка, когда тот плачет, стыдить его, когда он играет в игры для девочек, заставлять его заниматься только спортом. Отец должен с удовольствием проводить время со своим сыном, давая ему почувствовать, что он „свой парень“. Отец с сыном должны иногда отправляться вдвоем на прогулки или экскурсии. У отца с сыном должны быть свои, общие секреты».

Вы замечали: все дети в любом возрасте претендуют на взрослость и очень обижаются, когда вы их, пусть самым ласковым образом называете: маленький мой, крошечка…

Еще плохо выговаривая слова, они уже со всей решительностью заявляют:

— Я болсой!.. Я узе болсой…

Как же неразумно поступают те мамы, когда, сюсюкая, пытаются загнать своих самоходных ребятишек обратно в подгузники, в пеленки, в милые их материнскому сердцу кружевные конверты.

Маленький, подражая нам, хочет возможно быстрее стать большим!

Так радуйтесь и… гордитесь, старайтесь быть достойны подражания. А исподволь, деликатно втолковывайте ребятишкам, что быть большим и не легко, и не просто. Ну хотя бы потому не просто, что еще неизвестно, какой мерой определяется взрослость. Скажете — числом прожитых лет? Но ведь и так бывает: двенадцатилетний паренек — мужчина, а двадцатилетний дылда, хоть и студент, — маменькин сыночек…

И уж тем более ничего не определишь ростом, размером ботинок, весом или бойкостью речи.

Думаю, единственный и самый совершенный показатель взрослости — мера самостоятельности. Полная, стопроцентная взрослость невозможна без стопроцентной независимости.

Только приняв такую точку зрения мы, родители, сможем аккуратно, настойчиво и постоянно спрашивать с ребят: а что ты сделал, именно сделал, чтобы претендовать на независимость, на взрослость, на полное со мной равноправие?

И пусть каждый ребенок, добиваясь столь желанной независимости, начинает с того, что будет вносить какую-то долю своего труда, заботы, участия в общие дела родительского дома. Сколько может! Но обязательно ежедневно и без напоминаний со стороны взрослых. Пусть приучается: за ласку — ласка, за внимание — внимание, за труд — труд. Все, что ему, — все и с него.

Этот принцип важно соблюдать без мелочности, без постыдных счетов: ты вынеси мусорное ведро, а я тогда постираю твою рубашку. Но маленький человек должен знать, а еще того важнее — чувствовать: в этой жизни ничего даром не достается. Хочешь, чтобы к тебе хорошо относились все окружающие, так будь и сам внимательным к людям.

Берешь — отдавай! И это, кстати, одна из важнейших ступеней взросления.

НЕ ЗАБЫВАЙТЕ СУВОРОВА

Начну лирическим отступлением.

Наконец-то мне исполнилось восемнадцать! Меня только-только зачислили в школу военных летчиков, совсем недавно я принял присягу, и вот — первый в жизни караул, первая боевая служба!

Сначала был, как водится, чисто выметенный, продутый холодным ветром плац, торжественные слова команд и медный оглушающий гром духового оркестра, а потом разводящий привел и поставил меня на пост номер семь — у интендантских складов.

Ночь, мороз с ветром, снег, противно скрипящий под ногами-, и время будто умерло — не шелохнется.

Отсчитываю шаги: туда двадцать семь — и обратно двадцать семь; перекладываю из руки в руку «винторез», вслушиваюсь в тишину — и неуютно,