К себе возвращаюсь издалека... - Майя Анатольевна Ганина

В общем, как и чем они жили в Москве, было мне ясно. Я старалась выяснить, как они живут здесь.

— В Москве мы оставаться не хотели, — говорила Аня своим низким хриповатым голосом, и я ей верила. Я уже подпала под какое-то обаяние ее простоватой мимики, резких движений, громкого смеха. — Приехали в Абакан. Встретил он нас дождем и грязью. Распределили нас в Паук, я была довольна: давно хотела в тайгу, а там тайга кругом. Поработали, потом переводят в Хоных. Ну, эту историю вы знаете. Действительно от рабочих неудобно: муж у жены под началом…

Я гляжу на Валерия: как он реагирует? А он смеется. Коренастый, черноглазый, лицо грубоватое, скуластое, но славное, волосы вьются.

— Ну что? — говорит он. — Дурак был тогда: так, шаляй-валяй. В институте филонил, и тут пофилонил сначала. В Хоныхе мы с Прокопьевной единственное начальство были: жениться, разводиться — все к нам.

— Ругались мы!.. — вспоминает Аня. — Я говорю: нужно кончить эту работу, а он рабочих снимает, посылает в другое место. Был бы кто чужой — в управление пожаловалась, а тут куда жаловаться?

— Наряды закрывать не умел! — подхватывает Валерий. — Прокопьевна помогала…

— Потом родилась Танюшка, нас перевели в Аскиз.

Я пропускаю первую половину фразы мимо ушей. Для меня самой рождение дочки произошло как бы «между прочим» — просто стало сложней, но жизнь не меняется. Отнеся Аню к женщинам моего склада и характера, я думала, что и у ней все так же: дети детьми, а работа работой. Это сильнее, это за скобками.

— После родилась Танюшка, хакасочка… — повторяет Аня. — Она у нас хакасочка!

— Ну и что же было в Аскизе? — тороплю я.

— Под началом у меня две-три бригады, кран каждый раз с боем выбиваешь… Всего на участке два крана, а потребителей на них четыре!.. В пропарочную камеру цемент по лопатке кидают, воду по ведерку льют, а вынимаешь полторы тонны… Без крана — никуда. Каждый раз нервы… Потом то мало пару, то много, чуть перелил воды, чуть недолил — брак. Опалубку расперло — брак. На бетонном узле брак неисправим и дорогой: получку получаешь, а получать нечего… Дома тоже нервы, девчонку забросила, она болеет то и дело, в ясли не принимают. Замоталась, задергалась… Говорю Коротчаеву: либо переводите на стройдвор, либо увольняйте… А на стройдворе проще: брак исправим и дешевый. С рабочими мне легко, я привыкла еще в школе объяснять непонятное. Сама лучше разберусь, когда объясняю…

Валерий о себе не рассказывает, да я и не спрашиваю: отношение у меня к нему по-прежнему снисходительное, хотя и доброе теперь. Однако стройная концепция, почему трагически поломался у его жены путь наверх — рухнула. Не надо было, конечно, сюда приезжать. Мы разговариваем часов до трех, на следующее утро я не уезжаю: хожу за Аней, слушаю, как она отдает распоряжения, как требует что-то у начальника поезда. Мне нравится моя будущая героиня, мне кажется будничным и неинтересным ее муж.

Спустя лет шесть мы встретились с Валерием на строительстве дороги Тайшет — Абакан. Он был начальником большого строительного участка, Аня — инженером техотдела. По свойственному ему добродушию Валерий на меня зла не затаил: «А, знаешь, может, даже лучше получилось, что ты меня так высветила: самолюбие задела. Да и начальство заметило, выдвигать стало: вырастим, мол, вопреки печати!..» Теперь Валерий начальник строительного треста в Красноярске. У него седые виски, резкие, будто выжженные морщины у глаз, да и лет-то уже за сорок перекатывает. Аня изменилась мало и внешне и внутренне. Работает она по-прежнему инженером в техотделе, растит двоих детей, пытается писать стихи, самоучкой играет на пианино, учит языки. Музыкантша она неважная, стихи и рассказы тоже никуда не годятся, ни одного языка она так и не знает. Но куда прикажете девать избыток энергии, к чему приложить, куда тратить общительную, незаурядную натуру?.. Вот и хватается то за одно, то за другое, каждое утро намереваясь начать жизнь сначала, пытаясь построить себя по образцу любимых эмансипированных героинь: умных, решительных, свободно владеющих языками, а в горькие минуты извлекающих из скромно стоящего в углу инструмента божественные звуки Шопена.

Теперь модно говорить, что эмансипация не нужна, что нас раскрепостили, но не дали, так сказать, земельного надела: не освободили от кухни, от детей, от хозяйства, наконец от любви, где, в общем, тоже желательно, чтобы женщина была женщиной, а не мужиком в юбке. От моды, как в одежде, так и в суждениях, уйти, в общем, трудно, тем не менее позволю себе высказать не очень новую, но подходящую к случаю мысль: все на свете конкретно. Не нужно эмансипировать женщин, которые к этому не стремятся, но женщинам склада Рысаковой суждено быть эмансипированными не столько по моде времени, сколько по характеру. Им свойственно подчинять и налаживать, переоборудовать и переустраивать, а не переводить пассивно бумагу в техотделе. Рысаковой надо было быть руководителем, и зря она им не стала. И виноват здесь, конечно, не столько муж, сколько привычные комплексы: «Женщина должна быть в первую очередь матерью. Что, мне больше всех надо? Это не женская работа — с грубым мужичьем в тайге. В техотделе спокойнее, нервы не так тратятся, времени остается больше…» Все правильно. Только мы часто забываем, что жить надо так, словно предстоит умереть завтра и в то же время прожить еще сто лет: жадно и со вкусом. И если принять это за руководство к действию, то поймешь, что иногда ради сегодняшнего спокойствия, которое завтра обернется скукой и пустым местом, ты теряешь интересное. Что, обойдя трудности, ты что-то утратил: немножко уважения к себе, возможность сладкого воспоминания о том, как ты однажды был сильным, преодолел, подчинил себе обстоятельства…

Ну вот и все. Я еду в Москву, перед отъездом захожу к Дмитрию Иванычу, честно выкладываю ему свои впечатления. Он по селектору делает разнос Мухе, Артемьеву, Тимошенко, еще кому-то. Я уезжаю удовлетворенная: открыла глаза. Не понимая того, что и без меня Дмитрий Иваныч все прекрасно видел: не в его силах было обеспечить себя нужным количеством техники и рабочих — «расконсервировать дорогу». А когда наконец, после разных преобразований, строительство перестали тормозить разные нехватки и начальник получил возможность действовать в полную силу, Дмитрий Иваныч показал себя настоящим хозяином и руководителем. За строительство дорог Сталинск — Абакан и Абакан — Тайшет он награжден орденом Ленина, получил Героя Социалистического Труда.

Но это все впереди. А пока история освоения Сибири подошла еще к одному