У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(3) 2018 г. - Альманах Российский колокол

тётку и выбраться на берег, который был совсем рядом. Но бросать было нельзя, невозможно… и я боролся с руками тётки Анны, которые хотели утянуть меня на дно, и кричал ей что-то ругательное…

Пока мы так барахтались, течение занесло нас в глубокий и тихий омут, где мы только что удили подъязков. Силёнки совсем уж покинули меня, и я с трудом держался на воде, тётку же Анну вдруг развернуло как-то боком, и она, потеряв меня из виду, вскрикнула протяжно и дико, и голова её скрылась. Я едва успел поймать капюшон её лёгонькой брезентовой куртки. Как доплыл до берега и вытащил тётку Анну на песок, я в подробностях не помню. Остались какие-то мучительные и бесформенные обрывки воспоминаний: как выкатывал её из воды, вперевалку, словно тяжеленную чурку, как ритмически давил коленками на её спину, пониже лопаток, как начала она кашлять…

Потом я, наверно, уснул и проспал довольно долго, потому что, когда проснулся, солнце стояло уже над лесом, а тётка Анна сидела рядом и гладила меня по совсем уже сухой голове. Никогда бы раньше не поверил, что смогу вот так вот посреди дня закемарить на несколько часов, да ещё на рыбалке!

Удить мы тогда больше не стали, не захотелось почему-то, а поднялись и пошли потихоньку домой.

Но это всё не главное. Самое основное, что тётка Анна всю дорогу твердила мне, что я настоящий пионер, что я, мол, совершил подвиг и что она обязательно сообщит обо мне в «Пионерскую правду». Тут она попала в самую точку. Тогда меня только приняли в пионеры, «Пионерскую правду» я любил страшно и читал её до последней точки, особенно нравились заметки под рубрикой «Так поступают пионеры». Читал их и думал: «Вот бы мне чего-нибудь совершить такое, чтобы и про меня написали в газете: он поступил как настоящий пионер». А тут тётка Анна подвернулась, и всё, кажется, получилось как и у тех ребят, о которых уже написали…

Всё то лето и всю осень с трепетом открывал я страницы «Пионерской правды», думал: «Ну, сегодня нет про меня, но завтра-то уж будет точно». Ложась в постель, мечтал, что о том, как я вытащил тётку Анну из Верхней реки, прочитает вся страна, и я стану самым знаменитым пионером в деревне, а может, и в целом Приморском районе, и меня будут уважать взрослые и ставить в пример…

Ещё я рассуждал: напечатают или нет мою фотографию? О том, что для этого надо по меньшей мере сфотографироваться, и не думалось.

В общем, не написала обо мне «Пионерская правда» под рубрикой «Так поступают пионеры». Я решил, что тётка Анна не сообщила туда ничего, но не стал спрашивать у неё, так это или не так.

А может, в газете постановили, что поступок такого-то пионера из такой-то деревни не является столь уж важным, чтобы о нём писать на всю страну. Сам я больше склонялся к последнему, потому что тётка Анна хоть и зануда, но в общем хорошая и добрая. Так я и не стал знаменитым.

Но зато дедушко Павлин называет меня теперь своим крёстным отцом. Говорит, что так полагается, если спасают от неминуемой гибели твоего родственника.

«Аты, – говорит, – Паша, спас мою родную сестру Анну Ивановну».

И мой друг Колька Гуляев страшно мне завидует.

Ольга Мирсанова

Осенний монолог

Мирсанова Ольга Анатольевна – аналитик в IT-компании. Окончила Институт информационных бизнес-систем МИСиС. Аспирантка экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Увлекается акварельной живописью, историей искусств, чтением художественной литературы, в том числе на английском и немецком языках. Автор 5 научных публикаций.

Осенний монолог

Ну, обними же её! Неужели не видишь, как зябко ей в этом лёгком платьице? Сам-то застёгнут на все пуговицы. Куда же ты идёшь? Она окончательно промочит ноги! Мог бы и о даме подумать… Впрочем, ты редко думал о ней. Даже, наверное, меньше, чем я… Жил припеваючи: вкусный ужин, тёплый дом, хорошая жена, любимая работа… Не кажется, что тут чего-то не хватает? А я уверен – любви! Любовь умерла, засохла, как капля под палящим солнцем. А всё потому, что ты не замечал её глаз, когда приходил домой. А я видел, как она, уставшая от домашних хлопот, преображается в летящую, словно на свидание, молодую женщину. Однако ты был способен разрушить это иллюзорное счастье о стену непонимания. Изо дня в день любовь убывала, как песок в часах, и наконец иссякла совсем. А всё из-за проклятого равнодушия. Разве тяжело было обнять её, сказать ласковое слово и разделить её радость, сделав то, что она задумала, вместе? Но это, пожалуй, могло быть так же трудно, как и предложить ей сейчас твой пиджак…

– Завтра развод, – тихо произнесла Аня после неловкого молчания. – Ты уверен, что мы не совершаем ошибку?

– Насколько можно быть уверенным, – он пожал плечами. – Самое главное, в этом уверен Андрей, не так ли?

Никогда, Паша, я не мог понять этих девчонок, точнее, отчего они влюбляются в таких, как ты. Будь я на её месте, то и слезинки не проронил бы из-за тебя. Ты глуп и избалован вниманием, хоть и (что скрывать) симпатичен. Ты наверняка ещё и глух, иначе бы услышал, как трепещет Анино сердце. Бедняге Андрею этого, увы, тоже не услышать, ведь, при всём его желании что-либо расслышать, её сердце по отношению к нему будет биться ровно и точно, как у верного друга…

– Пожалуйста, не говори о нём так, – Аня теребила рукоятку зонта. – Он прекрасный человек, и интересен мне только как увлечённый своей мечтой человек.

– А тебе не кажется, что прекрасному другу ты уделяешь больше времени, чем своему мужу? – продолжал язвить Павел.

– Может, не будешь ревновать меня к каждому столбу? – оборонялась Аня.

Он посмотрел на хрупкую Анюту, походившую сейчас на намокшего котёнка, с высоты своего роста.

– Мне надо идти. До начала рабочего дня осталось пять минут, – сказал он и уверенно зашагал прочь.

Аня хотела крикнуть ему что-то вслед, но не смогла.

– Брось, Аня, брось! Он этого не поймёт! – стараюсь я докричаться до неё, но это невозможно. – Он не слышит тебя так же, как ты не слышала его, когда вы стали уходить из дома, не прощаясь. Теперь сложно что-либо изменить. Даже я теперь не могу помочь тебе, ведь дождь закончился, а я – всего лишь зонт…

Ночное происшествие

Давно было. Многое с того времени быльём поросло,