Виктор Черномырдин: В харизме надо родиться - Андрей Вячеславович Вавра

Но тогда слова ЧВС воспринимались как сигнал тревоги – глава правительства заговорил про тяжелую промышленность, курс реформ в опасности!

В общем, назначение ЧВС породило серьезную тревогу в умах. С одной стороны, его выдвинул президент, с другой – за него дружно проголосовал съезд. С одной стороны, он сразу же заявил, что он за рынок, с другой – что «против лавочников».

ЧВС, безусловно, раздражали недоверие, постоянные упреки демократической общественности, что он плохо разбирается в современной рыночной экономике. Тем более что он был уверен в своем праве возглавлять правительство.

Он, вспоминают его соратники, говорил им, обиженный: вот эти ребята обвиняют меня, что я не понимаю рынок. Да я создал первый в Союзе рыночный концерн, как Шелл, Тоталь, я первый в Советском Союзе начал заключать с немцами рыночные контракты на поставку газа, первый разобрался, что такое западный рынок. А они меня учат рынку! Да я лучше их понимаю, что такое рынок!

Как себя ощущал ЧВС в новой роли? Да, он досконально знал свою энергетическую отрасль. А тут свалилось сразу все – вся экономика: финансы, промышленность, наука, образование, сельское хозяйство, культура…

С одной стороны, он вовсе не чувствовал себя первоклашкой на уроках рыночной экономики. Опыт создания Газпрома придавал уверенности. Но с другой – ему хотелось разобраться, как люди, ничего не понимающие в производстве, так много понимают в современных экономических процессах, ясно видят взаимосвязи всех составляющих экономики. Значит, все-таки не все необходимые знания дал ему производственный опыт.

У ЧВС шла определенная переоценка ценностей. И он учился, учился, учился. После того как ЧВС стал премьером, он переварил огромный объем информации: конечно, он не мог и не имел времени проштудировать тома Фридмана, Хайека и других, но по всем интересующим вопросам помощники и специалисты писали ему справки. Потом – непрерывные разъезды по регионам, постоянные встречи в Москве с теми, кто имеет информацию по текущим вопросам (особенно интересовали руководители предприятий и главные инженеры – ЧВС мог, запершись в кабинете, несколько часов потратить на беседу с человеком, у которого выспрашивал, как предприятие встраивается в новые рыночные отношения).

Он не принадлежал к тем людям, которые считают, что все уже знают лучше всех. Учиться он считал не зазорным, а даже абсолютно необходимым. Учился, не переставая, – уникальное для большого начальника качество, которое мне встречалось очень редко.

Знал одного совсем высокопоставленного государственного деятеля, про которого его ближайший многолетний помощник рассказывал: тот абсолютно убежден, что уже знает все, что ему необходимо в этой жизни. И ни в каких новых знаниях больше не нуждается.

Чувствуя наступление нового времени, ЧВС еще в советскую эпоху отправил в Америку на семинары к Нобелевскому лауреату по экономике Василию Леонтьеву своего помощника Тарасова, чтобы тот набрался знаний в области современных экономических теорий. Он видел, что устои социалистической экономики зашатались, необходимо лучше усвоить, как устроена экономика на Западе, тем более Газпрому надо понимать, в каких условиях ему предстоит работать.

Тарасов рассказывает, что первые впечатления от учебы стали шоком. Он ведь в Советском Союзе изучал экономику, но оказалось, что хоть названия у них и одинаковые – что там экономика, что у нас, – но они совершенно про разное. «Я даже представить себе не мог, насколько они отличаются друг от друга», – вспоминает Тарасов.

(Кстати, Леонтьев в 1988 году был приглашен в СССР как эксперт для консультации по вопросам проведения перестройки. Его сразу избрали членом Академии наук СССР, но особо слушать не стали. В начале 1990-х годов он приезжал в Россию с предложением помощи в реформировании российской экономики. Вернувшись в Америку, он сказал: «Я туда больше не поеду. Они ничего не слушают».)

Когда в Россию приезжал Вацлав Клаус, председатель правительства Чехии, ЧВС встречался с ним и часами беседовал, бесконечно задавая вопросы.

В правительстве у него было два человека, чьим экономическим знаниям он доверял. Уринсон 20 лет проработал в Главном вычислительном центре Госплана, ЧВС знал его еще по советским временам. С Ясиным общаться было не только полезно, но и комфортно – все-таки люди одного поколения.

Я. Уринсон: «Степаныч беспрерывно обучался. Он читал все время. Мы тогда писали первую правительственную программу Черномырдина 93 года “Развитие реформ и стабилизация российской экономики”, и целая группа в Волынском сидела во главе с Евгением Ясиным. А потом на ее основе вышло постановление правительства об экономической политике – 10 марта 1995 года. И когда мы эту программу писали, Степаныч в Волынское почти каждый день по вечерам приезжал, а субботу и воскресенье с нами сидел. Он вцепился больше всего в Ясина (он ему больше всего доверял): как это, а как это, почему и т. д.». У Геращенко была масса ценной информации, необходимой ЧВС, чтобы начать серьезно разбираться в финансовой системе страны. Геращенко был многоопытный профессионал, блестяще знавший свое дело, – этого не оспаривали даже те, кто расходился с ним во взглядах на финансовую политику Центробанка.

Вот, например, как видел ситуацию Н. Масленников:

«У Геращенко ведь не главная задача была печатать деньги. Это верхушка айсберга. Ты занимаешься единством денежного обращения на территории РФ после развала СССР. Там валюта, у нас валюта, и как между собой идут все расчеты… ЦБ в первую очередь предлагает – коэффициенты пересчета, множественность валютных курсов, как это работает, кому это выгодно, а кому не выгодно. А как у нас банковская система выглядит, сколько у нас банков? Как ты их контролируешь? Олигархи какие-то частные банки насоздавали – что это? Это угроза – не угроза? Они сейчас банкротиться начинают – кто несет потери, кто компенсирует? А вот, например, старый советский банк государственный. Ну, акционировали его. Теперь чего? А как ты решаешь проблему конфликта интересов? И т. д. и т. п. Словом, тьма вопросов. Но либералы, за исключением двух-трех человек, плохо разбирались в финансах. А ведь рыночной финансовой экономики еще нет, ее только создать надо. Из всех этих осколков пазл собрать».

* * *

Реформаторам рыночные преобразования представлялись как чисто техническая задача, пускай и сложная. Ожидалось, говорит Е. Гонтмахер, что «через год-другой экономика будет “цвести и пахнуть”. И денег на все хватит. В 92-м году Гайдар и реформаторы опирались на опыт Польши. 89-й год – Бальцерович, шоковая реформа. В Варшаве сидела наша группа из академии наук и наблюдала за проведением этих реформ. Там сидели Сабуров, Яременко, Явлинский бывал. Шаталин. Они там сидели и