Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

А когда закупали на Западе буровые машины для Московского метрополитена, купили в Англии двухэтажный красный троллейбус. Его Хрущев пустил по главной улице Горького: «радует глаз и экономно, народу больше помещается». Они ездили несколько лет, а на верхней площадке даже можно было курить. «Все хотели туда, а нижние пассажиры жаловались», — вспоминала прабабушка. Прослышав про эти троллейбусы, Сталин захотел посмотреть, а посмотрев, распорядился отправить на слом: «Микита в Москве на улицах устроил цирк. За троллейбусом бегают все дети, взрослые и старики, а попасть в него не могут. Он перевернется, а нам отвечать». Такого очевидного буржуазного заимствования вождь, видимо, не хотел. А Хрущев дома сказал: «Мы бы потом сами таких наделали, и всем выгода. Зачем разрушать?»

К. И. Хрущева и внук Сережа, С. Н. Хрущев, в Доме на Набережной

1938

[Семейный архив автора]

Самым грандиозным проектом было строительство Московского метро. Первые экспериментальные пути были проложены в декабре 1931 года, но основательно работы начались только в 1934-м. Открытие первой ветки планировалось к 7 ноября, поэтому строительство шло ускоренными темпами, так как «лучшее в мире метро» должно было продемонстрировать сверхчеловеческие возможности советской системы — и как средство передвижения, и как шедевр подземного зодчества. Сегодня трудно себе представить контраст между великолепием публичных сооружений и убогими условиями жизни обычных граждан — люди ютились в подвалах или теснились в коммунальных квартирах, где, как в песне Высоцкого, «все жили вровень, скромно так: система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная».

На станциях первой и второй линий — от «Сокольников» до «Парка культуры», с ответвлением на «Смоленскую» — было больше мрамора, чем во всех царских дворцах России, вместе взятых. Формула социалистической утопии из известного «Авиамарша» 1920-х годов — «мы рождены, чтоб сказку сделать былью», — была больше, чем лозунг, но от одной мысли о человеческих потерях ради таких достижений бросает в дрожь. Экономические затраты тоже были ошеломляющими: в 1934 году строительство стоило около 350 миллионов рублей по сравнению с 300 миллионами, потраченными на производство товаров народного потребления за первую пятилетку на всю страну[47].

Двухэтажный троллейбус на улицах Москвы

Середина 1930-х

[Из открытых источников]

Хрущев, которого привлекли к проекту как бывшего горняка, позже признавался, что вначале они смутно представляли себе создание метро. Из-за авральных сроков московский секретарь все время проводил на Метрострое, как в юности, пропадая под землей: «Ходил в горком и из горкома через шахты. Утром спускался в шахту поблизости от того места, где я жил, и выходил из шахты возле здания горкома. Трудно даже описать, насколько напряженно мы работали. До предела урезали время на сон»[48].

Он предложил прислушаться к инженерам и использовать горизонтальные туннели со сжатым воздухом, что сильно улучшило условия труда[49], так, во всяком случае, писали по следам строительства в 1930-е годы. У Хрущева был талант: когда он узнавал о новом методе работы, техническом или научном открытии, он загорался и сразу начинал искать пути применения на практике — коммунистический утопист и менеджер в одном лице.

Л. М. Каганович и Н. С. Хрущев в шахте метро с рабочими

1930-е

[Из открытых источников]

Тогда в центре Москвы черными пастями зияли разрытые шахты. На Арбате тоннели копали открытым — «немецким» — способом. Это было опасно — прохожие падали, разбивались, ломали ноги. Молодой инженер Вениамин Маковский, почувствовав в Хрущеве союзника, убедил его ввести траншейный — «английский» — метод, добавив, что станции глубокого заложения можно будет использовать как бомбоубежища. Он же предложил для спуска под землю задействовать эскалаторы, хотя руководитель Метростроя Павел Ротерт настаивал на лифтах. Хрущев и Каганович поддержали Маковского, преодолев сопротивление других, — англичанам доверяли еще меньше, чем немцам. Вопрос обсуждали на Политбюро, и победил туннельный метод, не в последнюю очередь из-за аргумента про бомбоубежища.

Стремясь уложиться в срок до ноябрьских праздников, Хрущев не жалел ни себя, ни подчиненных. Рабочих заставляли работать до пяти смен подряд. Они проводили под землей по 11 часов, что в три раза превышало норму. Несчастные случаи исчислялись сотнями, и даже в отчетах, написанных в доблестную эпоху создания метро, их не могли игнорировать. Но истории о подземных катастрофах и жертвах пожаров, наводнений и кессонной болезни только усиливали чувство героизма от этого свершения[50].

Когда-то рабочий-революционер Хрущев в донецких шахтах боролся за человеческие условия труда, теперь начальник города коммунист Хрущев оправдывал нечеловеческие условия революционной необходимостью. Но не все в «разношерстной толпе» рабочих хотели терпеть лишения ради светлого будущего, и на стройку прислали военных для наведения порядка и чекистов для усмирения непокорных[51]. Первую линию метрополитена удалось запустить только в мае 1935 года, что тоже было невероятным достижением. Хрущев получил свой первый орден Ленина. Его хвалили почти наравне с Кагановичем, в честь которого тогда назвали Московский метрополитен.

По воспоминаниям Гонтаря, уже зазнававшийся Никита Сергеевич в какой-то степени приписывал себе заслуги «железного Лазаря», даже считал себя более важным строителем Московского метро. Говорит Хрущев: «Ко мне напросилась делегация из одного московского завода. Вошли, положили на стол тысячи подписей с просьбой дать Московскому метро имя Кагановича. Я растерялся и сказал, подписать не имею права, но за. Я не знал, как на это среагирует великий Сталин. Хотя в это время Каганович у него пользовался успехом. За обедом Сталин сказал: „Никита, мы тебе первому дали орден Ленина. Ко мне обратились рабочие Москвы с просьбой дать метро имя Кагановича“. — „Конечно, нужно дать“. Кроме того, ко мне просочились секретные материалы, что этот вопрос был решен».

Московский голова не только индустриализацией занимался, но и сельскому хозяйству время уделял, проявляя свою раннюю страсть к укрупнениям, разделениям и преобразованиям. Нецелесообразно внедрять необходимые технологии в местных колхозах по мелочам, считал он. Со свойственной ему стремительностью Хрущев распорядился объединить 3800 мелких хозяйств в более крупные, сократив количество вдвое. Результаты такой реорганизации сработали не везде, но объединение колхозов было идеей, к которой он вернется в последующие годы[52].

В эти напряженные 1930-е заботы Хрущева не ограничивались продовольствием, промышленностью и сельским хозяйством. В те времена в результате регулярных чисток из партии уже изгнали десятки тысяч коммунистов, арестовали тысячи, но в 1935 году оказалось, что московская организация отстает в